Евграф Дулуман - Бог. Религия. Священники. Верующие и атеисты

Я весь период оккупации пас колхозный скот. Колхозов ни немцы, ни румыны не разгоняли. Сначала организованно раздали колхозных лошадей, а потом мы уже сами "прикончили" колхозное добро: растащили по кирпичику здания, по дрючечку — строения, разворовывали живность. Земля осталась как бы в государственной собственности. Так оккупантам удобнее было гнать крестьян на обработку полей, скопом забирать выращенную продукцию и вывозить в Германию. Вывоза молодёжи на работу в Румынию или Германию не было. Наоборот, из Румынии в нашу "Транснистрию" вывезли всех цыган, чтобы они не обворовывали там местных румын. Цыгане у нас жили за счёт выборочного ночного грабежа местного населения.

30 апреля 1944 года наше село было освобождено Красной армией, и на следующий же день в селе была открыта школа. Отец Алексей Козловский всей семьей переехал к нам на квартиру. Я поступил в 7 класс Боковской средней школы, в которой мне и подобным мне помогали вспомнить то, что мы за время оккупации забыли. Военнообязанных и молодёжь до 1927 года рождения включительно призвали в армию. Нас, 1928 года рождения, объявили "стрибками" (истребителями диверсантов) и выдали винтовки. Я стал командиром отряда "стрибков" В июне 1944 года меня, как и всех 1928 года рождения, имеющих семиклассное образование, призвали в армию и направили на трехмесячную военную подготовку, которая проводилась в опустевшем немецком селе Зельцы Разделянского района Одесской области. Перед началом учебного года нас отпустили по домам и посоветовали поступать в школу или училище. Я решил поступить в Одесский железнодорожный техникум. В техникуме для всех поступающих были организованы двухнедельные подготовительные курсы. Но я на вступительных экзаменах провалился. Тогда руководство техникума предложило мне дополнительную недельку подготовиться и пробовать сдать вступительные экзамены снова.

К этому времени я до невозможности затосковал по селу и степными просторами. Одесса своими сплошными улицами домов закрывала видение горизонта и тем самым слишком угнетала меня. Я вернулся в село и поступил в 8 класс Любашёвской средней школы, это в 13 километрах от моего дома. С понедельника по субботу я находился на квартире в Любашёвке и ходил в школу, а на выходные приходил домой. В школе у меня "проклюнулась", что ли, способность писать стихи, которыми заполнялась школьная стенгазета, а мои шутливые шаржи ходили по рукам учеников всех классов. Написал было даже стихотворную пьесу о победе Красной Армии и трусливом бегстве фашистов из наших земель. В райкоме партии пьесу похвалили, но ее постановку отклонили.

Хотя в моем доме жил поп, я его как-то не замечал. Да и некогда было близко знакомиться с постояльцем. Но на летних каникулах я уже проживал дома, и постепенно началось мое знакомство с попом…

Не буду здесь говорить о влиянии роли отца Алексея на мое решение поступить в духовную семинарию. Об этом можно прочитать в разделе "Почему я перестал верить в бога". Пропущу также все то, что я писал в этой брошюре о своей учёбе в духовной семинарии, духовной академии и о работе в Саратовской духовной семинарии. Скажу только, что, порывая с религией, я глубоко продумал свой поступок, в том числе и в предвидении отношение советского окружения ко мне как бывшему клирику. Об этом в своей брошюре 53-летней давности я писал: "Если человек искренне пришел служить обществу, если слова, которые он открыто говорит людям, являются его глубоким убеждением, его сущностью, — то его не собьет с пути временное недоверие, которое вправе к нему питать общество. Человек рано или поздно добьется своей цели, если она отвечает интересам общества!"

С первых же дней моего разрыва с религией коммунисты и комсомольцы села, люди советской власти, большинство активных моих родственников приняли меня, скажем так, — недоброжелательно, а местная молодёжь — с насмешками.

По приезде в село, я на другой же день вышел на работу в колхоз. Приближалась уборочная кампания и дополнительные рабочие руки в колхозе были, ой как, нужны. Днем работал, а вечерами читал школьные учебники и готовился поступать в 9 класс Любашёвской заочной средней школы. Над моим намерением поступить в школу прямо-таки издевались. Как-то я пришел в сельский клуб на танцы. Один из моих дальних родственников, местный балагур Толя Воронецкий, увидев меня, взял в руки балалайку и запел сходу сочиненную им частушку:

За лето я подготовился к поступлению в школу. Экстерном сдал экзамены за девятый класс и в октябре был принят в 10 класс заочной средней школы. Выпускные экзамены по всем предметам сдал на 5 (Отлично), но положенной мне золотой медали не дали. Председатель экзаменационной комиссии, второй секретарь райкома партии Крыжановский на итоговом заседании экзаменаторов заявил: "Если вы этому попу Дулуману решили дать золотую медаль, то я не подпишу итоговых документов. Да и ни к чему ему золотая медаль. Его и с медалью, и без медали ни в какой вуз не примут".

Этот же секретарь РК КПУ достаточно поприжимал меня за прошедший год. Так, во время уборочной кампании я организовал тематический выпуск Полевого листа, в выпуске которого принимала участие работающая в поле молодёжь. Узнав об этом, тот же Крыжановский прислал в колхоз своего инструктора "разобраться". В результате меня устранили от работы в выпуске Полевого листа, который без меня прекратил свое существование.

С молодежью колхоза я взялся за постановку пьесы "Свадьба с приданным". Уяснили содержание и смысл пьесы, соизмерили со своими силами, распределили роли и принялись сначала за чтение, потом за изучение и предварительный проговор пьесы в лицах. Увидев все трудности сценического действия, я обратился в Отдел культуры исполкома за помощью. Но в помощи отказано. Тогда мы решили действовать на свой страх и риск. Но оказалось, для "выпуска пьесы на сцену" нужно разрешение того же Крыжановского. В результате наше театральное братство распалось.

В колхозе я работал, в основном, грузчиком и экспедитором зерна на элеватор, а помимо этого — "старшим, куда пошлют". После окончания полевых работ нужда в моих руках отпала, и я начал искать работу на стороне. Сначала в Любашёвке нашел работу почтальона. Договорились о зачислении, но на работе я пробыл всего один день. На другой день по разъяснению райкома партии Любашёвское почтовое отделение в моих услугах перестало нуждаться.

После этого я узнал, что на элеваторе нужны грузчики. Пошел в контору элеватора, но там райкомовские служащие мене упредили. Было ещё несколько таких же и по тем же причинам неудачных поисков работы. Я возмутился, пошел в райком комсомола, в райком партии и поскандалил. Возмущенным вернулся домой и написал письмо-жалобу на имя самого Сталина.