Ольга Чигиринская - Христианство

Нет, несправедливо, но ведь за них и не наказывают смертью: они такие же симптомы утраты изначального блаженства, как и сама смерть. А изначальное блаженство состояние качественное, а не количественное: невозможно быть «почти блаженным», «немножко беременным», «слегка мертвым» – если это качественно иное состояние утрачено, оно утрачено полностью, как, например, жизнь полностью утрачена умершим. Именно чтобы подчеркнуть качественность и бесповоротность утраты блаженства, апостолы сравнивали эту утрату со смертью: «и вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив нам все грехи» (Кол 2:13). Человек, утративший блаженство, так же не может вернуть его себе, как мертвец не может вернуть себе жизнь, более того, подобно мертвецу, он не способен даже захотеть этого.

Почему же Бог не дал людям вернуться в состояние первоначального блаженства? Это очень тонкий богословский вопрос. С одной стороны, Бог этого хочет. С другой стороны, Бог не может это сделать «явочным порядком». Странно слышать, что Всемогущий чего-то не может, но на самом деле Бог не может многого, и в частности, того, что невозможно или бессмысленно логически либо противоречит Его природе: не может исчезнуть, стать конечным существом, нарушить Свой замысел о человеке. Замысел же Бога о человеке включает в себя человеческую свободу, в частности свободу воли. Почему человек грешит? Потому что человек этого хочет; грехи, совершенные невольно, не являются грехами. Итак, человек хочет грешить; вернуть человека в состояние первоначального блаженства означает сделать так, чтобы он грешить больше не хотел, но это значит – нарушить его свободу.

Но ведь Бог и так нарушает нашу свободу. Мы вовсе не можем делать все, что хотим – мы не летаем, не способны убивать взглядом или воскрешать словом, не в силах преодолеть пределы своей телесности. Если Бог не стесняется нарушать нашу свободу в таких важных вещах, почему Он стесняется нарушить ее в такой мелочи? Тем более, когда от этого зависит наше спасение?

Значит, это вовсе не мелочь. Если задуматься, автономная воля – единственное, что делает нас отдельными личностями. Задумайтесь – если Вася полностью подчиняется Пете во всем, и даже в своих мыслях, то Вася уже как бы и не совсем человек, он всего лишь инструмент, эффектор Пети.

Но если первородный грех есть нарушение воли Бога – то до его совершения люди были как раз неавтономными личностями, эффекторами Бога, несвободными и не осознающими себя.

Это не так. Первым людям разрешено было делать ВСЕ, а запрещено – только ОДНО: вкушать от дерева познания. Они во всем были свободны, кроме одного – и пожелали преступить именно через это единственное. Если они смогли пожелать и преступить – значит, и во всем остальном они были свободны и автономны. Они просто не знали этого. Вот почему древо в легенде называется «древом познания добра и зла»: познав зло на себе, опытным путем, люди познали и добро – то, что они утратили; проблема в том, что у следующих поколений уже не было опыта познания этого всеобъемлющего добра, а чего нет – то нельзя и передать по наследству.

Первородный грех – это не «битая» хромосома, которая переходит от Адама ко всем его потомкам. Это отсутствие опыта блаженства, который Адам не смог передать потомкам, поскольку сам его утратил.

Ситуация на первый взгляд кажется патовой: Бог не может насильно вернуть человека в состояние первозданного блаженства, потому что не может нарушить свободу воли человека, а человек не хочет в это состояние возвращаться, потому что не знает и не помнит его. Но поскольку это состояние качественное, Бог не может дать его человеку «попробовать», а потом отнять, чтобы человек сам решил, хочет он возвращаться в него или хочет продолжать и дальше грешить. Более того, когда человек уже согрешил, Бог не может вернуть его в прежнее безгрешное состояние, даже когда человек раскается и захочет в него вернуться. Если украденную вещь вернут, укравший все равно вор. Если убитый человек воскреснет, убивший все равно убийца. Более того, если бы Господь постоянно творил чудеса, воскрешая убитых, возвращая украденное или разрушенное имущество – люди погрязали бы в грехах еще больше: к чему сдерживать себя, если в конце концов все будет хорошо?

Беда не в том, что Бог – чистоплюй, неспособный терпеть рядом с Собой Свое творение, если оно хоть в чем-то несовершенно. Беда в том, что пока мы пребываем во грехе, мы неспособны терпеть рядом с собой Бога. Но тот, кто не может терпеть рядом с собой источник воды, рано или поздно умрет от жажды. Тот, кто не способен терпеть в себе источник Бытия, стремится к небытию, и неуклонно угасает, умирая сначала телом, а потом и душой. Грех уничтожает существо человека без остатка – вот почему его сравнивали с огнем, который без остатка уничтожает вещи.

Тогда почему бы Богу не освобождать от первородного греха всех младенцев с момента зачатия? Это не будет нарушением свободы воли: ведь пока человека нет, у него нет и воли, а с момента появления эта воля будет свободной от греха. Достаточно вырастить чистым одно поколение – и остальные будут рождаться блаженными.

Но это поколение людей должен будет кто-то вырастить. А все взрослые в мире – уже поражены грехом и иного существования себе не мыслят. Блаженные дети, рождающиеся у испорченных взрослых, будут возбуждать зависть и ненависть – ведь плохим людям свойственно ненавидеть хороших. Даже тем, кто их будет любить, их доброта, правдивость и доверчивость будет казаться безумием – недаром же у нас слово «блаженный» почти синоним слова «сумасшедший». Родители будут стремиться испортить их (конечно же, «ради их собственного блага»), а те, кто сумеет избегнуть этой порчи, вряд ли сумеют оставить потомство – их, «неприспособленных к жизни», ждет всеобщее отвержение и ранняя смерть.

Нет, нельзя обрекать целое поколение на такие муки. Падший человек лучше приспособлен к падшему миру, он чувствует себя в нем, как рыба в воде.

Остается единственный путь, который примиряет между собой сохранение свободной воли человека и возможность восстановления человечества из греховного состояния: Бог должен сам стать человеком, прожить жизнь человека – в полном согласии с Божьей волей – и умереть, как человек.

Почему умереть? Потому что один вечноживущий блаженный среди людей, может быть, сумел бы восстановить тех, кому повезло жить с ним в одно время, а как быть с остальными? Ведь люди обязательно умирают, и умерших с каждый поколением больше, чем живых. Неужели они обречены? Нет, Бог, разделив с людьми жизнь, неизбежно должен будет ради решения задачи разделить и смерть, чтобы спасти умерших.