Н. Краснодембская - Будда, боги, люди и демоны

После небольшой паузы вышел мужчина–мирянин в белой одежде (обычных брюках и рубашке). Он нес ступу на голове, на подушке и мягкой тряпочной прокладке — видимо, этой ролью в перахяре он хотел обрести повышенные моральные заслуги. Следом за ним опять понесли символы богов–покровителей: чакру, лук со стрелой, браслет, рукопись, обернутую белой тканью, и последней — ритуальную люльку. В промежутках шли барабанщики и танцоры. По мере продвижения шествия белую дорожку поднимали с земли и, забегая вперед, снова подстилали участникам процессии; под конец ткань была, конечно, мокрой и грязной, так как земля вся пропиталась дождевой влагой, а местами просто стояли лужи. Процессия выходила из монастыря через боковой ход в ограде, а вернулась через главные ворота. Здесь она разделилась: группа участников пошла за ступой в «дом святыни», а другие по белой (хотя и не очень уже чистой) дорожке отправились прямо в храм Вишну. Туда ушли и часть танцоров — тех, что я условно определила как девадаси, однако только юноши постарше; мальчики в храм не пошли. В «хвосте» группы юношей в храм внесли и рандоли. В храме юноши еще танцевали, как мне прокомментировали, «для бога», который теперь вернулся в «свой дом» после обрядового обхода подвластной его опеке территории.

На крыльце храма Вишну тем временем был еще устроен дарующий благо и одновременно гадательный ритуал «кипячения молока». Исполняется этот ритуал и в другие праздники и по другим поводам (например, при сборе нового урожая, что совпадает и с празднованием Нового года). Молоко наливают в глиняный горшок и стараются вскипятить на определенном количестве топлива — тут нужны известная сноровка и хороший расчет. Если молоко вскипит и убежит — это хороший знак на целый год для всех. Пепел от сожженного топлива благостен, и его раздают желающим. Но их было не очень много, и остатки пепла высыпали в сторонке. Гадали и по погоде. В этот день было пасмурно и шел дождь — свидетельство того, что «накопилось множество грехов». Хорошим знаком станет, сказали мне, если во время «разрезания воды» небо хоть немного прояснится. Впрочем, так и случилось.

Для «кипячения молока» очажок в три кирпича и сам костер изготовил тот же «капурала от меча», но теперь он был не в своем торжественном наряде, а просто в белом саронге. Он же в процессе ритуала пел заклинания вместе с барабанщиком, который и ударял в барабан, и подпевал. В заклинаниях были славословия богу и просьбы о покровительстве. Длилось все довольно долго. В дверях храма толпились верующие. Одна пожилая женщина вдруг как будто начала впадать в транс, танцевать, высоко подпрыгивая и воздевая руки, но быстро это прекратила.

Тем временем у входа в храм появился и Гара–яка в костюме, но пока без маски. После танца в храме он вышел из дверей уже «законченным» Гара–якой, то есть в своей характерной и выразительной маске: зеленое лицо со слегка крючковатым носом, невысокая «корона» из трех капюшонов кобр, осклабленный зубастый рот (однако словно бы улыбающийся), большие уши в виде розеток — стилизованных цветков лотоса; два изогнутых клыка в уголках рта иногда изображаются, иногда нет. Вход в храм Вишну находился почти напротив боковой стены и крыльца здания, где обитали монахи, там был и рабочий кабинет настоятеля. Монахи уже сидели под навесом крыльца. Туда и направился Гара–яка, а с ним барабанщики и зрители. Сначала «демон» молча танцевал довольно бурный танец, потом завел, как полагается, разговор с барабанщиками. Некоторое время Гара–яка как бы осваивался в этом мире, приспосабливался, в частности, к языку людей. Барабанщика он называл гурун-нансе ('уважаемый учитель'), но долго не мог выговорить слово правильно. Среди участников этого действа снова был главный капурала, теперь надевший еще белую рубашку, а на шею красный с бежевым шарф. Он тоже беседовал с Гара–якой. Для демона было устроено и угощение. Когда он «закусил», то, держа по пучку веток манго в обеих руках, стал обходить всех присутствующих. Держа ветки за обвязанные красной тряпочкой черенки, он стал обмахивать ими каждого, начиная с главного монаха (позднее и толпу зрителей), по рукам и ногам сверху вниз, перед монахами иногда вставая на колено. Изредка он делал и как бы благословляющий жест, то есть «снимал», «удалял» все дурное, все зло, а также, как мне объяснили, и усталость — ведь устройство перахяры отнимает много сил. Гара–яка же печется о здоровье.

Любопытна была реакция монахов: старшие сидели спокойно, некоторые даже посмеивались над комическими диалогами Гара–яки с барабанщиками. Один же молоденький монашек почти отворачивался от всего этого зрелища, и с точки зрения традиционной буддийской морали он был, видимо, прав, так как зрелища монахам по старинному обычаю не положено смотреть. Не вполне обычно и присутствие их на действе магико–заклинательного характера.

В конце подвели к крыльцу и слона без попоны — того, главного, который вез ступу. Оказалось, что лоб и «нос» у него светло–розовые, в крупных коричневых пятнышках, точно в веснушках. А на его огромные бивни, теперь без наконечников, смотреть было жутковато: один из них чуть не под мышкой у меня прошел, так как слон совсем незаметно вошел своей тихой поступью в толпу зрителей и стоял бок о бок со мной. Гара–яка и со слона «снял зло и усталость», обмахнув его по хоботу ветками манго в направлении также сверху вниз. Возможно, этот эпизод со слоном был нововведением, навеянным неожиданной гибелью кандийского Раджи. Кстати, когда я была в этом же монастыре в другой раз, то застала кормление главным монахом молодого слона, тоже розовоносого, с веснушками (ему давали бананы), — видимо, то был запасной Раджа. Во всяком случае, он откликнулся на это имя, приподняв одно ухо и хвост, когда я застала его купающимся в бассейне, где он лежал на боку как бревно, а я хотела его сфотографировать.

Мы провели в монастыре несколько часов, при мерно до пяти вечера. Все это время сюда приходили верующие, больше всего шли к древу Бо и в девалы, зажигали светильники, несли цветы: очень часто огромные лотосы, синие, белые, розовые. Входя на территорию, люди сдавали вещи и обувь в камеру хранения. Рядом, почти у входа, был фонтан с несильной струей, построенный в форме капители Ашоки. Здесь набирали воду в горшочки, чтобы полить древо Бо. В те дни вообще в монастырях устраивалось особое поклонение деревьям Бодхи, что, мне кажется, связано с символикой плодородия, которая является важнейшей в празднике эсала. К тому же для монастыря Беланвилла их древо Бо является особой реликвией.

У ограды монастыря с внутренней стороны стояли лотки и киоски: шла торговля литографиями с буддийскими и индуистскими (!) персонажами; продавали также жареный горох, детские игрушки, галантерею,