Феодор Студит - Том V. Преподобный Феодор Студит. Книга 1. Нравственно-аскетические творения

Ввиду этого, братия мои, приидите все, пока еще ждет время нашей жизни, пока еще не разрушилось земное позорище, пока еще есть возможность делания, пока течения слез омывают грехи, пока падающий еще может встать и заблуждающийся обратиться, – приидите, припадем и восплачемся (Пс. 94:6) пред Владыкой нашим Богом. Ибо еще немного, торжество уже прекратится, явится Судия, будут принесены венцы, уготованы мучения, и, как сказал Сам Господь, одни из людей, сотворшии благая, отойдут в вечную жизнь, другие, сотворшии злая (Ин. 5:29), в бесконечную муку. Отрясите, чада мои честнейшие, от ног ваших прах уныния, препояшьте чресла свои мудростью и идите по пути Господню, не будьте мешкотными в работах, ни нерадивыми к богослужению. Прозвучала труба – ты с радостью ступай на беседу с Богом на дневном или ночном славословии. Позвал тебя старший брат – охотно иди, куда бы он ни захотел, неси бремя, чтобы тебя впоследствии понесли Ангелы. Жаждай, чтобы потом пить воду жизни вовеки, голодай, чтобы вкусить райской сладости. Если тебя будут порицать, перенеси, чтобы прославиться со Христом; если над тобой будут смеяться, стерпи, чтобы затем ликовать с Ангелами; если будут гнать, ликуй, чтобы вознести и сделать свое дело небесным. Да, да, прошу и молю вас, дорогие мои, пред Богом и людьми: какое бы бесчестие, какая бы насмешка или какое-либо наказание ни случилось с вами, терпите, иначе если вы отпадете от преданных вам заповедей, то явите себя преступниками данного Богом закона и Его святых повелений. Силою преблагого Бога нашего вы имеете все нужные для усовершения средства: вы прекрасно настроились, прекрасно объединились между собою в едином Духе и облагородились, сделавшись чадами Бога и меня, смиренного, постепенными шагами, путем долголетнего опыта, отлагая плотское мудрование и восходя к более совершенному состоянию, – если угодно, у вас все имеется и нет никакой задержки к восхождению. Так восходите же, чада мои, восходите на гору высокого и ангельского жития, к твердости добродетелей, на холмы и вершины небесных помыслов, помня, что восходить сладко и приятно и что прилеплятися Богови благо есть, полагати на Господа упование наше (Пс. 72:2В)… [1159]

Живя во плоти, он, конечно, имел и некоторые недостатки, ибо никто, как говорит славный Иов, не чист от скверны, даже если он проживет всего только один день (Иов. 14:4–5). Ибо оставаться нетленным и безгрешным может только один Бог. Но все-таки мы знаем, насколько он был чист, и похвальное слово ему может служить украшением как для меня, так и для вас.

Итак, кто, во-первых, не восхвалит его совершенного отречения и отрешенности не только от родителей, родины, братьев, друзей, ближних и вообще всего мира, но даже и от его собственных стремлений и желаний? Наш муж был мертв ко всему этому. В своих делах он жил для Бога, был верен мне, ничтожному, и верен чрезвычайно. Его душа была моей душой, сердце – моим сердцем, разум – моим разумом и желание – моим желанием. Он, подобно некоторым из вас, доблестно перенес за заповеди Божии и изгнание, житье на чужбине, телесные невзгоды, скитания и всякие другие скорби. После этого он тотчас же возвратился сюда и сделался первым в нашем братстве, но последним по самомнению; он был весь прозрачен в своей откровенности, чист по своей бесстрастности, проникнут любовью, тих, кроток, скромен, но по временам, когда нужно было, он умел хорошо и говорить; он многих примирял, поддерживал мир, вводил порядок, объединял и делал хорошие наставления своим подчиненным. Он был первым в деле и последним в отдыхе. Он среди подчиненного мне неба являлся звездой, которая светит лучами дел своих. Кто был ревностнее его в подчинении моей власти? Кто больше его уважал сан игумена или кто больше его почитал предстоятеля? Кто не любил работать вместе с ним и постоянно вести с ним работу? Да и во всех прочих обстоятельствах он являлся ревностным, бодрым, с трезвым умом, с неусыпным оком – вообще можно сказать, что он, хотя и пребывал в теле, но по своему совершенному бесстрастию являлся как бы отрешенным от плоти и крови. Я поведаю о нем кое-что такое, что многим остается чуждым и неизвестным. Может ли кто-либо сказать, что он когда-либо замечен был в проявлении по отношению к своему подвизавшемуся вместе с ним брату по плоти какой-либо особой нежности? Нет, этого не может быть. Знайте, что он до самого конца своей жизни не допускал не только разговора с братом, но и никакой другой беседы с другом ли, или с отцом, или с кем-либо другим из своих родственников или ближних. Это главное отличие доблестного Зосимы, его высшее качество, которое одно объемлет все его добродетели. Что уже мне говорить о его поведении! У него никогда не было затаенного помысла. Он был муж, сильный делом и словом (Лк. 24:19), трудился больше многих и вместе с тем обнаруживал ничтожные потребности: он удовлетворялся не только обычной ежедневной порцией, но даже считал многим для себя и вкушение одного лишь хлеба.

Пусть никто да не подумает, что я говорю басни. Ибо свидетель всему этому – Бог, и говорить с лицеприятием и Ему не угодно, и мне грешно. В настоящую минуту он, по моему мнению, достиг блаженного конца и стоит одесную Бога во святой радости, вкушая подобающее ему наслаждение, сликовствуя с прочими нашими братьями, а мы вот пока находимся еще здесь, возимся и толкаемся со своим слабым телом. Поревнуем же ему, чада мои, постараемся стать равными ему, даже превзойти его, или уж если отстанем от него, то немного, дабы и для нас настало время прославления и мы удостоились получить место вместе с ним. Молитвенниками же за нас, смиренных, является не только он, но и все прежде почившие наши братия. Вы же, господа мои и братия и отцы, умолите и просите за меня Человеколюбца Бога, чтобы я, проводя остающиеся дни и часы своего странствования, вчинил своих остальных братьев всех до одного человека одесную, а братия мои, пользуясь благим руководством и питаясь Божественными заповедями, явились агнцами Христовыми и услышали блаженный глас, призывающий к унаследованию Царства, уготованного от сложения мира (Мф. 25:34) всем, Ему благоугодившим. Ему слава и держава с Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Братия и отцы. С удовольствием принимаю вашу благосклонность, обнаруживающуюся в том, что вы с усердием слушаете и усваиваете исходящие из моих негодных уст наставления о спасении. Несмотря на это, однако же, я не думаю, что я что-нибудь этим сделал, и не довольствуюсь достигнутым. Я предложил вам лишь крохи и нисколько не напитал надлежащим образом ваши честные сердца благими наставлениями. И так как наше склонное к падению естество не может оставаться всегда в одинаковом состоянии, то прекрасное дело как проповедовать, так и слушать, наставлять и учиться, приносить и получать пользу. Ввиду этого взыщем Бога, и жива будет душа наша (см. Ам. 5:4), еще возопием к Нему усердно, и Он призрит на нас как на древнего Израиля и услышит вопль и стенание нашей душевной скорби: Он не пошлет уже к нам Моисея, но Сам лично избавит нас от руки духовного фараона и из горького рабства страстям его. Пока мы находимся в рабстве в греховном Египте [1162], то это является уже необходимостью, чтобы нас гнали и преследовали рабы греха – помыслы. Но когда благий Бог призрит на наше терпение, тогда как бы новыми десятью казнями [подобно древним израильтянам], знамениями и чудесами от Его пребывания с нами Он выведет нас в землю бесстрастия, и тогда мы в духовном восторге воспоем победную песнь за наше освобождение (ср. Исх. 15:1-21). Однако же не все освобождаются в одинаковой мере, но один стремится вперед, [а другой отстает,] и часто молодой инок, подвизавшийся горячее и от юности не предавшийся князю мира (Ин. 12:31; 14:30; 16:11), оставляет позади себя того, кто подвизался уже много лет. Понимайте, что я вам говорю, ибо вы мудры. Будем же подвизаться все, и Господь скоро сотворит Свое посещение и изведет нас на свободу.