Валериан Лункевич - Подвижники и мученики науки

Ксенофан прослыл безбожником и не раз подвергался за это преследованиям. Да, для греков он был безбожник, ибо отрицал царившее в Древней Греции многобожие, высмеивал всю пеструю компанию греческих богов и жестоко бичевал самих греков за многочисленные религиозные предрассудки и суеверия, которыми была опутана их жизнь. Но у Ксенофана была, если хотите, своя религия. Он склонялся перед величием, всемогуществом и красотой природы, он боготворил ее. По тем временам это было явным и злостным безбожием.

Ближайшие ученики Ксенофана — о них мы знаем много больше, чем об их учителе, — в своих писаниях ни словом не обмолвились о боге в том смысле, как его понимают верующие. У них, во всяком случае, нет «бога — творца и управителя мира», нет «отца небесного, пекущегося о детях своих», и уж конечно нет «высшего судьи, милующего праведников и карающего грешников». Стремясь заронить в умы своих соотечественников сомнение во всем, во что они по старинке слепо верили, стремясь пробудить в них критическую работу мысли, Ксенофан ничего им не навязывал, никакой догмы не создавал, никаких катехизисов не сочинял. Для мудреца, жившего за шесть веков до начала нашего летоисчисления, все это чрезвычайно революционно.

Ксенофан глубоко понимал некоторые важнейшие явления природы. Он указывал, например, на то, что лицо земли медленно, на протяжении веков изменяется, что раковины, встречающиеся ныне в глубоких пластах земной коры, являются остатками организмов, живших в минувшие века в морях, которые постепенно, с поднятием земной коры, исчезли. Все это противоречило религиозным представлениям о сотворении мира богами. Вполне понятно, что люди, которым религия и невежество масс обеспечивали спокойное, благополучное существование, считали Ксенофана безбожником и опасным человеком.

И вот мы видим, как этот безбожник, поднявшийся умом и знаниями высоко над своими современниками, презрев безбедное, спокойное существование, обрек себя на долгую скитальческую жизнь, полную лишений, но богатую содержанием и позволявшую ему и избегать преследований и выполнять долг просветителя.

И этот образ беспокойного, «опасного» скитальца, образ поседевшего в боях за истину мудреца останется навсегда одним из прекраснейших и благороднейших образов в истории подвижничества за науку.

Но разве только одним Ксенофаном может гордиться наука Эллады? Нет, их было много — борцов за познание того, «что было, что есть и что будет» в мире. И почти все они заслужили у современников своих — да отчасти и у потомства — имя «безбожников».

Вот Анаксагор — один из даровитейших мудрецов Эллады, живший в V веке до нашей эры. Он — философ-естествоиспытатель. Его больше всего занимают явления и законы живой и неживой природы. Солнце для него «огненный шар», одно из небесных тел, а не бог — Гелиос, которому поклонялись и приносили жертвы его соотечественники. Анаксагор не видит ничего таинственного и чудесного ни в фазах Луны, ни в лунных затмениях, объясняя более или менее правильно и то и другое. Ничего сверхъестественного не усматривал он в небесных светилах, объясняя их происхождение из «первичных вещей», вечно существовавших в мире. И напрасно, говорит он, греки считают Солнце и звезды «живыми и божественными»: нет, это всего лишь «небесные камни», подобные метеорам, проносящимся порою по небу.

Не прибегая к помощи каких-либо сверхъестественных сил, пытался Анаксагор объяснить и происхождение жизни на Земле: он полагал, что зародыши жизни, носящиеся постоянно в воздухе, попали вместе с дождем на землю и превратились в живые существа. О богах при этом он ничего не упоминал, но для всякого было ясно, что и тут боги ни при чем… Мы не хотим сказать, что все это совершенно правильно, что «наука» Анаксагора есть подлинная наука. Но ведь для подавляющего большинства его современников эти мысли были новы и «опасны», ибо подрывали веру в богов и в те чудеса, которые им обычно приписывались. Не приходится удивляться, что Анаксагора объявили нечестивцем и даже приговорили к смерти. Правда, смертную казнь ему заменили изгнанием из Афин, но лишь благодаря заступничеству Перикла, стоявшего тогда во главе Афинской республики.

Сходной участи подвергся и другой знаменитый мудрец Древней Греции — Протагор, современник Анаксагора и Перикла. На семидесятом году жизни он решил выпустить в свет свой философский труд, который начинался словами: «О богах не могут знать ни то, что они есть, ни то, что их нет, ибо многое мешает знать это — неясность предмета и краткость человеческой жизни». Сказано, как видите, очень умеренно и сдержанно, но этого было достаточно, чтобы уничтожить сочинение Протагора, а самому ему вынести суровый приговор. И семидесятилетний старик, не дожидаясь исполнения приговора, скрылся из Афин, направившись на корабле в Сицилию. Предание гласит, что корабль этот потерпел в пути крушение, и Протагор утонул. Эвринио, один из величайших писателей того времени, писал: «Да, вы убили его, всемудрого, безвинного…»

Вот, наконец, еще один из философов Древней Эллады — Теофраст.

Теофраст

Он изучал живую природу, особенно мир растений. Теофраст был благороден по натуре, благожелателен к людям, скромен. Он много знал и много сделал для развития науки в IV столетии до нашей эры. Молодежь с глубоким интересом и любовью слушала его лекции, воздавая почет и уважение своему даровитому учителю. Но и он не избег обвинения в безбожии, и ему пришлось временно, пока не улягутся страсти, покинуть Афины…

Не довольно ли? Кажется, ведь ясно, что уже в стародавние времена, много веков тому назад, наука была в разладе с религией. Она подрывала основы религии. Религия преследовала людей науки. Наука и религия — непримиримые враги; врагами были всегда, врагами остаются и по сей день.

Мы видели, как относились к науке сторонники многобожия. Не лучше, если не хуже, было отношение к ней людей, исповедующих религию единобожия: иудейскую, христианскую, мусульманскую.

Вся «наука» христианской религии сосредоточена в «священном писании»; это утверждают и сами «отцы церкви», призывая свою паству обращаться к «священному писанию» за ответами на волнующие ее вопросы. А их, этих волнующих ум вопросов, много.