Протоиерей Георгий Ореханов - Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Приведенный отрывок доказывает текстуально, что задолго до появления первой официальной версии завещания В. Г. Чертков, находясь в Англии, оказывал давление на писателя и уже в 1904 г. имел совершенно конкретный план составления документа в свою пользу и совершенно конкретную юридическую схему реализации этого плана (о чем свидетельствуют те пять вопросов, которые упоминаются в письме Л. Н. Толстого). В. Ф. Булгаков утверждает, что уже в это время В. Чертков «как бы напрашивается на роль единоличного распорядителя литературного наследия писателя» [849]. Действительно, в одном из пунктов Чертков прямо спрашивает, кому писатель желает предоставить окончательное решение вопросов, связанных с редакцией и изданием посмертных произведений. Так как этим делом уже давно занимался сам В. Чертков, ответ мог быть только один. Но этого ответа он не получил: в своем письме Л. Н. Толстой говорит не только о нем, но и о своей жене. Таким образом, главным препятствием В. Г. Черткова в борьбе за наследие писателя оставалась супруга последнего.

В письме В. Черткова поражает какая-то самодовольно-фельдфебельская бестактность, грубая уверенность в своем праве обсуждать с Л. Н. Толстым вопросы, связанные с его смертью, наследством, уверенность в том, что он обязательно переживет своего друга. Чего только стоят, например, вопросы 3 и 5: «Желаете ли вы, чтобы и после вашей смерти, если я вас переживу, оставалось в своей силе данное вами мне письменное полномочие как единственному вашему заграничному представителю? <���…> Желаете ли вы, чтобы мне была предоставлена возможность пересмотреть в оригинале все решительно без изъятия ваши рукописи, которые после вашей смерти окажутся у Софьи Андреевны или у ваших семейных?» (ПСС. Т. 88. С. 328–329).

Интересно, что опубликованное письмо Л. Н. Толстого заканчивается знаменитой фразой, которую так любят цитировать защитники «единомыслия» В. Черткова и Л. Н. Толстого: «Единение с вами было одной из больших радостей последних лет моей жизни» (ПСС. Т. 88. С. 328). Однако истинный смысл этой фразы, как представляется, открывается только в контексте неопубликованного письма: кажется, что Л. Н. Толстой, который действительно любил В. Черткова, просто растерялся от такой невероятной расчетливости и прямолинейности своего друга и как-то беспомощно вынужден напомнить ему о других принципах, на которых до сих пор строилась их дружба.

В мае 1910 г. Чертков совершает поездку в имение Сухотиных Кочеты по временному разрешению для свидания с Толстым, который гостил у Т. Л. Сухотиной с 7 по 19 мая. 20 июня 1910 г. В. Г. Чертков получает разрешение находиться в Тульской губернии в связи с приездом туда его матери (на время ее пребывания). В период с 30 июня по 24 июля Чертков общается с Л. Н. Толстым.

Именно в это время разыгрываются основные этапы трагедии последних месяцев жизни Толстого – история с завещанием, которая в общих чертах хорошо известна: 22 июля 1910 г. в лесу близ деревни Грумонт (Угрюмая) подписывается (при трех свидетелях – А. Б. Гольденвейзере, А. П. Сергеенко и А. Д. Радынском) тайное завещание, согласно тексту которого наследницей прав на его литературную собственность становится его младшая дочь А. Л. Толстая, а в случае, если она скончается раньше писателя, дочь Т. Л. Толстая.

Однако, отдавая себе отчет в том, что текст завещания по воле завещателя в любой момент может быть изменен, т. е. до смерти Л. Н. Толстого гарантии того, что права на распоряжение литературным наследством писателя окончательно перешли к нему, нет, В. Чертков пытается клеветать на его родных, о чем свидетельствует письмо Черткова от 27 июля 1910 г., в котором он просто запугивает Л. Н. Толстого и утверждает, что цель С. А. Толстой и детей писателя – удалить от него Черткова и младшую дочь и пристально и неотступно следить за тем, чтобы до самой смерти писатель не составлял невыгодного для семьи завещания, а если это завещание уже составлено, пригласить «черносотенных врачей» и признать Л. Н. Толстого «впавшим в старческое слабоумие», следствием чего будет признание завещания недействительным (см.: ПСС. Т. 89. С. 198).

Именно поэтому 31 июля писатель добавляет к тексту завещания специальную записку, которой впоследствии В. Г. Чертков придавал такое большое значение. В ней Л. Н. Толстым было высказано пожелание, чтобы рукописи, в том числе и написанные до 1881 г., не составляли ничьей частной собственности и были переданы В. Г. Черткову для просмотра и безвозмездного издания (в своей публикации 1922 г. В. Г. Чертков заявил, что записка была также составлена не по его инициативе, а по инициативе Л. Н. Толстого).

Сразу после подписания завещания и записки В. Г. Чертков в своих письмах продолжал формировать в сознании Л. Н. Толстого «образ врага», утверждая, что С. А. Толстая несколько лет подряд «измышляла, лелеяла и применяла, с такой обдуманностью, предусмотрительностью и осторожностью, свой план захвата после вашей смерти всех ваших писаний» и поэтому именно завещание Л. Н. Толстого должно было быть тайным от семьи, ибо в противном случае Софья Андреевна «никого и ничего не пощадила бы», не пощадила бы «последних остатков совести, в отчаянной попытке отвоевать, добиться своего, пока вы еще живы…» (ПСС. Т. 58. С. 583) [850].

Смысл этих действий совершенно очевиден – даже после появления формального юридического документа положение В. Г. Черткова оставалось двусмысленным и опасным: если бы семья узнала о его действиях, избежать попытки опротестовать завещание было бы сложно.

Этот последний вывод подтверждается материалами воспоминаний С. Л. Толстого, который считал вопрос о завещании ключевым и подчеркивал, что Чертков прекрасно понимал значение формального завещания, так как заранее просчитывал свою роль после смерти Толстого: «А когда завещание было уже написано, он очень боялся, что Софья Андреевна уговорит Льва Николаевича его уничтожить, и принимал все меры для сохранения его в тайне» [851]. Действительно, анализ записей в дневнике С. А. Толстой за 1910 г. показывает, что она очень близко подошла к пониманию смысла свершившегося [852].

Таким образом, после подписания тайного завещания формальным владельцем прав на литературную собственность являлась А. Л. Толстая, а фактическим распорядителем этих прав был В. Г. Чертков. Текст завещания Л. Н. Толстого был утвержден к исполнению Тульским окружным судом 16 ноября 1910 г., после смерти писателя.

Заметим попутно, что в своей книге 1922 г. В. Г. Чертков утверждает: и он, и Л. Н. Толстой, и младшая дочь писателя А. Л. Толстая совершенно одинаково понимали тогда смысл завещания – «задача А[лександры] Л[ьвов]ны будет заключаться в том, чтобы обеспечить мне возможность беспрепятственно распорядиться литературным наследством Л[ьва] Н[иколаеви]ча, следуя данным им мне указаниям» [853].