Протоиерей Георгий Ореханов - Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Как хорошо известно, события 22–31 июля 1909 г. знаменовали начало трагического периода жизни Л. Н. Толстого, связанного с тяжелым семейным расколом и уходом (а точнее, бегством) из Ясной Поляны. Эти события и роль в них В. Г. Черткова переживались Л. Н. Толстым очень тяжело, о чем свидетельствуют записи в «Дневнике для одного себя» от 30 июля 1910 г.: «Чертков вовлек меня в борьбу, и борьба эта очень и тяжела, и противна мне» (ПСС. Т. 58. С. 129) (эта знаменитая запись сделана после разговора с П. И. Бирюковым на второй день после того, как сам «дневничок» был заведен, что свидетельствует о ее важности), а также от 24 сентября 1910 г.: «От Черткова письмо с упреками и обличениями. Они разрывают меня на части. Иногда думается: уйти от всех» (ПСС. Т. 58. С. 138). И в то же время в одном из своих последних в жизни писем, накануне своего ухода (26 октября 1910 г.), Л. Н. Толстой, подводя своеобразный итог двадцатилетним отношениям, пишет В. Черткову: «Есть целая область мыслей, чувств, которыми я ни с кем не могу так естественно делиться, – зная, что я вполне понят, – как с вами» (ПСС. Т. 89. С. 230).

Таким образом, можно констатировать, что первый период отношений между Л. Н. Толстым и его новым другом В. Г. Чертковым характеризуется важным для обоих переживанием значимости их встречи, «одноцентричности». Нужно подчеркнуть, что, по всей видимости, ощущение этой связи, единомыслия, не покидало Л. Н. Толстого всю его жизнь.

Но постепенно эти отношения трансформируются: используя полную непрактичность Л. Н. Толстого в издательских делах, его нежелание решать практические вопросы, В. Г. Чертков становится монополистом в вопросе копирования, хранения, перевода и издания новых произведений писателя, причем эта монополия была закреплена на период после смерти Л. Н. Толстого тайным завещанием.

Благодаря своим связям и влиянию своей матери В. Г. Чертков долгое время мог действовать практически безнаказанно – только в 1897 г. (заметим: после смерти императора Александра III), в результате обострения вопроса о положении духоборов, он был выслан за пределы России.

Представляется, что эта высылка сыграла только на руку Черткову: благодаря долговременному пребыванию в Англии он сумел развить интенсивную деятельность по распространению, точнее, пропаганде антиправительственных и антицерковных взглядов Л. Н. Толстого, работая фактически на три фронта: Англия, старые связи в правительственных сферах, загадочные связи с социал-демократами.

Таким образом создавался имидж Л. Н. Толстого в Европе и России, одновременно, с учетом процесса подготовки завещания, вокруг писателя формировалось кольцо, из которого он вырваться уже не мог. Борьба за завещание Л. Н. Толстого не ослабевала и представляла собой систематическое и возраставшее с каждым годом давление на писателя с целью добиться от него документов, закрепляющих право В. Черткова распоряжаться его литературным наследием.

В этом, как представляется, заключалась своеобразная «месть» В. Черткова: испытав в начале 80-х годов под влиянием Л. Н. Толстого трансформацию своих религиозных взглядов, он «отыгрался» в практической сфере – кольцо вокруг Л. Н. Толстого, которое стало для всех очевидным только в Астапове, возникло гораздо раньше.

Из этого капкана Л. Н. Толстой вырваться уже не мог: В. Г. Черткову ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить свидания священнослужителя и жены писателя с умирающим Толстым. После 31 июля 1910 г. все его усилия были направлены на то, чтобы сохранить статус-кво и не допустить переделки завещания Л. Н. Толстого.

Возникает принципиальный вопрос: подтверждаются ли эти выводы наблюдениями близких Л. Н. Толстому и В. Г. Черткову людей, к числу которых нужно отнести родственников Л. Н. Толстого, общавшихся с В. Г. Чертковым, и бывших сотрудников последнего? Из массива возможных свидетельств следует заранее исключить С. А. Толстую – ее крайне отрицательное отношение к В. Г. Черткову, его причины, а также последствия для обоих хорошо известны, тщательно исследованы и психологически совершенно понятны.

В этой работе важное, далеко не последнее значение имеет тот автопортрет, который В. Г. Чертков, пытаясь уйти от многочисленных обвинений в свой адрес, рисовал в отдельных (заметим, довольно немногочисленных) публикациях. С анализа этого автопортрета мы и начнем.

Личность В. Г. Черткова представляет большую загадку. И самое большое, самое загадочное в ней – как такой человек мог «протиснуться» к Толстому, завоевать первое место рядом с ним, завоевать не только его симпатию, что было под силу многим другим его современникам, но поистине ум и сердце. Причем овладеть писателем настолько, что в силу его власти многие современники просто не верили, не хотели верить. В юбилейные дни 1928 г. З. Гиппиус очень точно передала это состояние: «Признаюсь: самое для меня загадочное – это фигура Черткова. Да и не для меня только, для всех нас, я думаю. Мы его не видим.

А Толстой, который так видел людей и нам их показывал, – Черткова не показал <���…> не видя Черткова, мы не понимаем, почему он “самый близкий и нужный”» [854].

Итак, как видели Черткова окружающие его люди и каким он хотел видеть себя сам?

Отыскивая ответ на этот вопрос, нужно помнить, что окружавшие Л. Н. Толстого люди не имели оснований любить Черткова и объективно оценивать его личность. Члены семьи писателя (его жена и дети) не могли сочувствовать тайному намерению ближайшего ученика – оставить семью без наследства, намерению, о котором они могли догадываться еще при жизни писателя и которое должно было вызвать у них чувство раздражения после его смерти. Сотрудники и единомышленники Л. Н. Толстого могли быть движимы сильным чувством зависти к человеку, который был так приближен к писателю.

Именно поэтому так важно не ограничиваться каким-либо одним свидетельством, а постараться представить комплексную картину.

Важной работой, дающей представление о целях и мотивации В. Г. Черткова, является его книга «Уход Толстого», изданная впервые в 1922 г. и уже частично цитированная выше. Свою задачу автор формулирует следующим образом: освободить будущих биографов Толстого от необходимости примирять разноречивые данные и «поддаваться искажающему влиянию неправдивых источников», каковую задачу, по мнению В. Г. Черткова, может решить только человек, состоявший с Л. Н. Толстым в близких отношениях и бывший непосредственно знакомым с условиями его домашней жизни, но не принадлежавший к числу его родственников, чтобы изложение это было «вполне свободно от всяких семейных предпочтений и пристрастий». В. Г. Чертков осознает, что «самой судьбой» на него наложена «нравственная обязанность заняться такой работой», которая им осуществляется «в интересах человечества для сохранения во всей своей неприкосновенности поразительного примера жизни Толстого». Кроме того, Чертковым движет и другой мотив – «уважение и преклонение перед тем божеским Началом, которое в нем [Л. Н. Толстом. – Свящ. Г. Ореханов] с такой силой и чистотой проявлялось» [855].