Протоиерей Георгий Ореханов - Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Наконец, мне представляется неприличным выписывать в эпиграфе словесный текст Евангелия. Пусть бы обозначил хоть правильно цитату: Ев. Мат., V, 28, XIX. А настоящим, не ложным и не надутым эпиграфом к повести была бы пословица: « нечего на зеркало пенять, когда рожа крива».

Первое издание документа: Толстый Л. Н. Полное собрание сочинений (юбилейное издание). М, 1928–1958. Т. 27. С. 593–594.

Здесь помещены три важных документа, о которых подробно идет речь в тексте диссертации.

I. Письмо А. П. Сергеенко Д. П. Маковицкому.

«5/18 марта 1907 г.

Дорогой Душан Петрович.

Давно хотел вам написать, но за делами, которых у нас здесь хоть отбавляй, так завертелся, что как-то все не оказывалось времени. Хотелось же вам написать подробное письмо о своей жизни, работе, путешествии. Однако надеюсь, что исполню это желание.

Теперь же пишу вам по поручению Вл[адимира] Гр[игорьеви]ча и не могу не прибавить, что очень сожалею, что только о деле и могу вам написать. Дело это касается не так давно полученного Вл[адимиром] Гр[игорьеви]чем через Павла Ив[анови]ча [1251]от Шкарвана [1252]французского письма Л[ьва] Н[иколаеви]ча к Сабатье. Прямо из Ясной это письмо Вл[адимиром] Гр[игорьеви]чем не было получено. И вот по этому-то поводу он и просил меня написать. Написал бы он вам сам, но у него на руках столько еще другой работы и писем, что он сам со всем просто не может справиться и он очень извиняется перед вами, что ему приходится к вам обращаться не лично, а через других.

Вы, должно быть, знаете, Душ[ан] Петров[ич], что уже давно Вл[адимир] Григорьевич] уговорился со Львом Николаевичем] относительно того, чтобы все, написанное Л[ьвом] Н[иколаеви]чем, прежде чем отдаваться в печать, посылалось Вл[адимиру] Гр[игорьеви]чу? Ввиду этого соглашения со Львом Николаевичем] В[ладимир] Григорьевич] мог войти в сношения с некоторыми журнальными агентами, обязавшимися быть посредниками для переводов новых статей Л[ьва] Н[иколаеви]ча на все иностранные языки, и также для единовременного их выхода во всех странах. По мнению же Вл[адимира] Гр[игорьеви]ча, это может иметь большое значение. В этом случае новая статья становится как бы вопросом дня, об ней везде пишется, говорится, и, главное, ее читает в газетах и журналах та публика, которая иначе ее в другом месте никогда бы не прочла. – Одно из непременных условий этого соглашения то, чтобы первое появление в печати новых статей Л[ьва] Н[иколаеви]ча было бы не иначе, как у этих посредников, так как в противном случае заграничная пресса уже не будет принимать от них этих статей, и из этого получится то, что их уже никогда не прочтут сотни и сотни тысяч людей.

И вот с прекраснейшим письмом к Сабатье именно так и вышло. Получив с него копию лишь после того, как оно было напечатано во Франции самим Сабатье, да, может быть, и еще где-нибудь, В[ладимир] Григорьевич] уже не мог ни позаботиться о переводах его, ни сговориться относительно его единовременного выхода в разных странах, и оно уже навсегда потеряно для громадной массы читателей. И все это произошло, по мнению Вл[адимира] Гр[игорьеви]ча, от того, что окружающими Л[ьва] Н[иколаеви]ча не исполняется неоднократно ясно выраженное самим Л[ьвом] Н[иколаеви]чем желание, чтобы копии со всех его новых произведений, статей и писем прежде всего посылались Вл[адимиру] Гр[игорьеви]чу. В данном случае желание это не было исполнено по отношению к письму Сабатье, и В[ладимир] Григорьевич] думает, что не ошибается, решаясь предполагать, что невольной причиной происшедшего были вы, Душан Петрович, послав это письмо вашему другу Шкарвану; и очень жалеет, что в свою бытность в Ясной совершенно забыл лично с вами объясниться, почему никак нельзя в интересах общего дела посылать Шкарвану новые, еще не появившиеся в печати статьи Л[ьва] Н[иколаеви]ча, не списавшись предварительно об этом с В[ладимиром] Г[ригорьеви]чем.

Вл[адимир] Гр[игорьевич] очень просит вас понять, что все сказанное вытекает исключительно из его желания возможно большего распространения сочинений Л[ьва] Н[иколаеви]ча и никак не есть излишний педантизм с его стороны. И он очень надеется, Душан Петрович, что на будущее время вы будете ему в этом уже только помощник. Не так ли?

Я рассказал здесь о ваших записках, которые вы ежедневно ведете. Вл[адимир] Гр[игорьевич] продолжает быть ими очень заинтересован и думает, что они имеют большое значение. Ввиду же того, что у вас их уже накопилось много и вы для их хранения часть отослали в Венгрию, а часть, кажется, еще куда-то, – что по мнению Вл[адимира] Гр[игорьеви]ча, очень небезопасно для их целости, – он хотел бы вам предложить присылать их просто сюда, в несгораемый домик. Если же вы захотели бы, чтобы их не читали, то вам было бы достаточно написать об этом, чтобы их уже никто никогда не раскрывал. Они были бы спрятаны в ящик и заперты.

Ну желаю вам от души всего хорошего. Все шлют вам искренний привет.

Очень любящий вас А. Сергеенко».

РГАЛИ. Ф. 508. Оп. 1. Д. 215. Письма разных лиц. 1904–1910. 5/18 марта 1907 г. Рукописная копия. Л. 10–11.

II. Толстая А. Л. Письмо В. Г. Черткову по поводу подготовки завещания Л. Н. Толстого.

11 окт[ября] [19]09 г.

«Дорогой Владимир Григорьевич,

Вчера послала вам паспорт и Диме [1253]. Удалось выхлопотать в один день. Должны вы мне за него 15 р. 75 к. Теперь о другом:

1) Спасибо за дневник, посылаю то немногое, что есть, буду продолжать по мере возможности.

2) Не можете ли вы прислать полную, со всеми вставками, статью “Конгресс мира” [1254]. Папа нынче ее спрашивал, а она у нас не полная. Если можно, сделайте это скорее.

3) Все еще спрашивал статью, прочтенную учителям, забыв про то, что он, не сказав мне ни слова, отдал ее Ив[ану] Ив[ановичу] [1255], если вы имеете ее, то пришлите.

4) (Самое важное) На днях много думала о завещании отца, и пришло в голову, особенно после разговора с Пав[лом] Ив[ановичем] Бирюковым, что лучше было бы написать такое завещание и закрепить его подписями свидетелей, объявить сыновьям при жизни о своем желании и воле. Дня три тому назад я говорила об этом с папа. Я сказала ему, что была у Муравьева, что Мур[авьев] сказал, что завещание папа недействительно, и что, по моему мнению, следовало бы сделать. На мои слова о недействительности завещания он сказал: ну что же, это можно сделать, можно в Туле. Об остальном сказал, что подумает, а что это хорошо в том отношении, что если он объявит о своем желании при жизни, это не будет так, как будто он подозревает детей, что они не исполнят его воли, если же после смерти окажется такая бумага, то сыновья, Сережа [1256], например, будут оскорблены, что отец подумал, что они не исполнят его воли без нотариальной бумаги. Из разговора с отцом вынесла впечатление, что он исполнит все, что нужно. Теперь думайте и решайте вы, как лучше. Нельзя ли поднять речь о всех сочинениях? [1257][фраза подчеркнута синим карандашом. – Свящ. Г. Ореханов]. Прошу вас, не медлите. Когда приедет Таня, будет много труднее, а может быть, и совсем невозможно что-либо устроить [фраза на полях с обеих сторон очерчена красным карандашом. – Свящ. Г. Ореханов].