Ричард Дэвидсон - Пламя Яхве. Сексуальность в Библии

Mark W.Elliott, “Ethics and Aesthetics in the Song of Songs,” TynBul 45 (1994): 147.

Landy, Paradoxes of Paradise , 127. Лэнди также отмечает (цитируя Лиса), что поскольку молния считалась божественным огнем, говорить о «божественном огне божественного» было бы тавтологией. Он далее замечает, что слово šalhebet появляется еще два раза в ВЗ (без божественного имени): в Иов 15:30 и Иез 21:3 (СП 20:47), где оно может относиться к молнии или лесному пожару (с. 316, прим. 118).

См. Wendland, “Seeking a Path,” 44; ср. John G.Snaith, The Song of Songs (NCB; Grand Rapids: Eerdmans, 1993), 121–122.

Wendland, “Seeking a Path,” 43–44.

Landy, Paradoxes of Paradise , 129.

Ibid., 127.

Например, в Быт 3:24 использование глагола šākan для описания херувимов с «пламенным мечом обращающимся» может быть аллюзией на присутствие Шехины среди них. «Дымящаяся жаровня» и «пламенеющий факел», прошедшие между частями жертвы при заключении завета в Быт 15, явно намекают на божественное присутствие (Быт 15:17). К Моисею Всевышний воззвал из неопалимой купины (Исх 3:2). Столп огненный символизировал присутствие Яхве (Исх 13:21; 40:38; Числ 9:15).

Schwab, Song of Songs’ Cautionary Message , 63.

Landy , Paradoxes of Paradise , 127.

C.S.Lewis, The Last Battle (New York: MacMillan, 1956), 161–177. [Цит по пер. Е.Доброхотовой-Майковой в издании: Клайв Льюис, Последняя битва/ Серебряное кресло. Племянник чародея. Последняя битва. Письма детям. Статьи о Нарнии: Собрание сочинений в восьми томах. Том 6 (Фонд о. Александра Меня, 2000). – Прим. пер .]

Вспомним слова рабби Акивы в Явне, которые мы цитировали в начале главы 13: «Все книги – святое, а Песнь Песней – святое святых». Верно замечено! «Быть может Акива, глубокий мистик, имел в виду именно то, что сказал. Зримый Храм разрушен, но через посредство Песни молящиеся все еще могут войти в присутствие «Царя»» [Ellen F.Davis, Proverbs, Ecclesiastes, and the Song of Songs (Westminster Bible Companion; Louisville: Westminster John Knox, 2000), 241].

Landy, Paradoxes of Paradise , 127, 315–316.

Ibid., 129.

LaCocque, Romance She Wrote , 172.

Wendland, “Seeking a Path,” 44. Ayo, Sacred Marriage , 246, высказывается аналогично: «Этот стих Песни становится единственным упоминанием о Боге и кульминационной декларацией о том, что неиссякающая сила человеческой любви, могучей как сама смерть, обязана своей стойкостью безграничной и вечной любви Божьей».

«Конечно, Песнь Песней славит и одобряет человеческую эротику, но в каком-то смысле она и делает ее святой» [John Richardson, “Preaching from the Song of Songs : Allegory Revisited,” ERT 21 (1997): 256]. Однако эту «святость» понимать следует не в культовом смысле (в русле сакрализации секса в культах плодородия), а в смысле «отделенности» (как и Бог «свят»): любовь «отделена» от секулярного и направлена на отношения.

Robin Payne, “The Song of Songs: Song of Wo man, Song of Man, Song of God,” ExpTim 107 (1996): 331.

Я говорил уже об этом неоднократно, но сделаю еще одну оговорку, чтобы мои рассуждения в последнем разделе книги не были поняты превратно. Человеческая сексуальная любовь – от Бога и создана Богом. Однако это не означает, что сексуальность присуща самому Богу или что человеческая сексуальная активность выполняет некую ритуальную функцию (как было в ханаанейских культах плодородия). Сексуальность есть пламя Яхве, поскольку Яхве создал сексуальность, а не поскольку Яхве есть существо сексуальное. Отношения между возлюбленными могут отражать отношения «Я – Ты» между Лицами Троицы, но не предполагают сексуальности отношений между Лицами Троицы.

В последнее время целый ряд исследователей – критических, феминистских и евангельских – ощутили потребность в таком прочтении, которое наводит мосты между сексуальностью и духовностью. Например, Alicia Ostriker, “A Holy of Holies: The Song of Songs as Countertext, in The Song of Songs (ed. Athalya Brenner&Carole R.Fontaine; FCB 26; Sheffield, Eng.: Sheffield Academic Press, 2000), 36–54, изучает с феминистской точки зрения одну из траекторий этого божественно-человеческого взаимодействия, и полагает, что Песнь предполагает «взаимно радостные отношения любви с Богом» (с. 37). Острайкер задается вопросом, не говорит ли Песнь о Боге как Возлюбленном: «Что, если Бог стремится к нам, как мы стремимся к нему, безусловно? Уникальна Песнь среди текстов – Святое Святых!» (с. 50). Ларри Лайк пытается показать, что «метафоры, обозначающие в Песни человеческую любовь, могут быть отчасти поняты как часть гораздо более широкого феномена в Еврейской Библии, когда любовь Божья последовательно описывается через сексуальные метафоры» [Larry L.Lyke, “The Song of Songs, Proverbs, and the Theology of Love,” in Theological Exegesis: Essays in Honor of Brevard S. Childs (ed. Christopher Seitz&Kathryn Greene-McCreight; Grand Rapids: Eerdmans, 1999), 208; см. его полный аргумент на сс. 208–223]. Лайк рассматривает образ источников и колодцев в ВЗ и приходит к выводу, что «богословский и человеческий регистры этих метафор по сути неразделимы» (с. 222). Таким образом, поэзия Песни Песней, «оставаясь всегда поэзией человеческой любви… одновременно может быть понята в рамках древней идиомы, которая осмысливает отношения людей с Богом через ту же метафору». «Синхронность богословского и человеческого регистров» языка любви в Песни также обеспечивает одно из главных средств освящения человеческой сексуальности» (с. 223). С точки зрения Роберта Дженсона, «канонический текст Песни проводит аналогию между взаимоотношениями человеческих возлюбленных и взаимоотношениями Бога со своим народом – и в тех, и в других есть эротический план» [Robert W.Jenson, “Male and Female He Created Them,” in I Am the Lord Your God: Christian Reflections on the Ten Commandments (ed. Carl E. Braaten&Christopher R. Seitz; Grand Rapids: Eerdmans, 2005), 184]. Дэвид Карр считает, что в Песни говорится и о человеческой эротической любви, и об эротической любви Божьей [David M.Carr, “Rethinking Sex and Spirituality: The Song of Songs and Its Readings,” Soundings 81 (1998): 413–435 (цитата на с. 432); ср. idem, “Gender and the Shaping of Desire in the Song of Songs and Its Interpretations,” JBL 119 (2000): 233–248; idem, Erotic Word , 109–151]. Carr, Erotic Word , 136, рассматривает аллюзии Песни на мотивы из различных библейских повествований о Боге и Израиле, справедливо замечая, что перед нами не аллегория, не «шифрованное описание отношений Бога с Израилем… Более вероятно, что Песнь использует мотивы из священной истории Израиля, чтобы обогатить картину эротических отношений между людьми. На пути к возлюбленному женщина как бы воспроизводит путь Израиля». Солидаризируясь с желанием Карра соединить сексуальность и духовность в интерпретации Песни, я не согласен с его тезисом, что Песнь пытается подорвать (оскорбительную) весть Пророков. На мой взгляд, Карр упустил из виду ключевую экзегетическую основу в Песни для соединения сексуальности с духовностью: а именно фразу «пламя Яхве» (8:6).