Михаил Ткач - Тайны католических монашеских орденов

Квалификаторы не имели возможности подробно изучить материалы дела. Они получали бумаги, в которых суть дела была изложена в краткой форме, нередко без указания имен обвиняемого и свидетелей. Эксперты должны были определить, не зная всей подоплеки событий, насколько приписываемые обвиняемому деяния и высказывания являются еретическими, и отнести его к той или иной категории еретиков.

По сути, квалификаторы полностью зависели от инквизитора, они находились на жалованье священного трибунала, нередко входили в те же монашеские ордена, откуда назначались инквизиторы. Практически получалось так, что квалификатор давал то заключение, которое было угодно судье.

Всегда находились люди, осмеливавшиеся обвинять инквизиторов в фальсификации и злоупотреблениях. Чтобы пресечь нападки на священный трибунал, Римская курия ввела в суды новые штатные единицы: нотариусов и понятых. Однако, как и все другие меры, это нововведение создавало только видимость благопристойности и законности. Нотариус, как и квалификатор, состоял на жалованье у инквизитора, а понятые обычно назначались из доминиканцев. В задачи понятых и нотариуса входило заверение показаний свидетелей и обвиняемых.

Нотариусы и понятые, как и прочие сотрудники и помощники священного трибунала, под страхом суровых наказаний обязывались хранить в тайне все происходящее на судилищах. Таким образом, они вынуждены были подписывать любые предложенные им бумаги.

В состав инквизиционного суда входили также врач, палач и прокурор. Последний являлся обычно монахом одного из двух инквизиционных орденов. В его задачу входило состряпать обвинение из путаных показаний свидетелей и туманных подозрений доносчиков. Палач проводил пытки и казнил виновных, а врач следил, чтобы в ходе допроса обвиняемый не умер раньше времени от чрезмерного усердия палача.

Помимо непосредственных участников священного трибунала, в Штат инквизиции входили также многочисленные «родственники» — это была целая сеть тайных осведомителей, помощников, обслуживающего персонала и тюремщиков. Среди «родственников» были особые люди, чьим занятием было уговаривать упорствующих еретиков перед казнью отречься от своих взглядов, покаяться и примириться с церковью.

Подобно прочим служащим инквизиции, «родственники» стояли над законом, их нельзя было привлечь к ответственности за преступления. Любое противодействие или даже оскорбление инквизиторов или их многочисленных помощников трактовалось как попытка помешать священному делу борьбы с ересями и влекло за собой соответствующие наказания. И инквизиторы, и «родственники» могли позволить себе творить любые беззакония и охотно использовали эту возможность.

Священному трибуналу должны были подчиняться все светские и духовные власти, а всякий, кто осмеливался не подчиниться, рисковал быть обвиненным в противодействии работе инквизиции, за что его ждала смертная казнь.

В первой половине XIII века далеко не во всех городах существовал свой трибунал. В связи с этим в период первой инквизиции следователям и судьям приходилось самим ездить в селения для «устранения ереси» в народных массах. Прибыв на место назначения, стражи религиозного порядка вместе с комендантом города собирали местных жителей на одном из праздничных богослужений. Именно в храме горожанам объявлялось о необходимости раскрытия ереси.

Согласно требованиям инквизитора, все приверженцы ортодоксальной католической церкви должны были раскрыть имена известных им еретиков. Самим же «неверным» предоставлялась возможность в течение месяца явиться с повинной. В этом случае наказание могло быть несколько смягчено. Период времени, даваемый на размышления, объявлялся «отсрочкой милосердия».

С момента приезда в город инквизиции жители его полностью преображались. В души людей вселялся страх. Горожане переставали общаться друг с другом, а если и слышались редкие уличные разговоры, то темы их были исключительно праведные. В этот период каждый мог оказаться виновным и быть объявлен еретиком.

В кабинете инквизитора постоянно появлялись сомнительные личности, которые сообщали представителю церкви о еретических деяниях кого-то из жителей города. Следует отметить, что чаще всего доносы были ложными, так как их носителями были завистливые соседи или другие недоброжелатели обвиняемого. Все показания пришедшего регистрировались в специальном журнале.

Правдивость доноса никем не проверялась. По истечении месяца всех подозреваемых арестовывали и помещали в темницы. На имущество узников также налагался арест до свершения приговора. Прежде чем вынести решение, инквизитор вызывал к себе еще раз доносчика, который должен был подтвердить свои показания.

Обвинителю, как правило, предоставлялось право выбора, — он имел возможность либо лично выдвинуть обвинение, либо ограничиться показаниями о своих подозрениях. В большинстве случаев доносчик выбирал второй вариант, так как согласно законам инквизиции всякое выдвинутое обвинение нужно было проверить. В результате проверки могла быть доказана ложность данных доносчика. В этом случае он привлекался к ответу и карался за ложь наравне с еретиками. Тот же, кто сообщал о подозрениях или передавал инквизиторам дошедшие до него слухи, не должен был ничего доказывать.

Пленники томились в темных подвальных помещениях. Камеры заключения представляли собой небольшие тесные клетушки. В них располагались сырые нары. Вместо постели они были засыпаны прелой соломой.

Количество узников в камере могло быть от 4 до 8.

Обычно спальных мест не хватало, и тогда заключенные располагались прямо на сыром, вымощенном камнем полу. Часто узники, ожидавшие приговора, заболевали.

Заседание суда могло быть начато только по просьбе обвиняемого. В случае поступления таковой заключенный вызывался на допрос. В присутствии инквизиторов обвиняемый давал показания. Вопросы были направлены на то, чтобы запутать допрашиваемого. Таким образом обвинители пытались получить «доказательства справедливости» доноса.

Обвиняемому никогда не называлось имя доносчика, а предъявляемые обвинения показывались в очень краткой форме, без упоминания дат и действующих лиц. Все это делалось для защиты осведомителя, который мог стать объектом мести. Доносчик допрашивался отдельно. Существовал единственный способ опровергнуть показания обвинителя. Узнику предоставлялась возможность назвать имена своих врагов, способных его оклеветать, если в их числе назывался доносчик, то его свидетельство считалось недействительным. Однако, когда инквизиция набрала обороты, то формально не лишая обвиняемых такого права, она создавала всевозможные препятствия для его осуществления.