Юрий Зудов - Запад и западное христианство на рубеже тысячелетий

Сравнивая отечественный опыт с историей социального учения западного христианства, следует признать, что Россия до недавнего времени (в том числе в тот исторический период, когда взаимодействие религии и государства было здесь наиболее тесным и даже нормативно закрепленным) была лишена подобных западным детально проработанных профессиональными социологами программ участия Церкви в общегражданской сфере. Однако широкое распространение в народе подлинно православного благочестия обеспечивало важные социальные процессы: например, в начале XX в. стремительно развивавшаяся в России экономика безо всяких булл и энциклик Церкви в поразительно краткие сроки восприняла и осознала важность сохранения христианского, человечного отношения к личности в сфере вполне прагматичных хозяйственных отношений, что выразилось и в высоконравственной этике взаимодействия друг с другом хозяйствующих субъектов, и в активно развивавшейся системе социального обеспечения работников, и в иных аспектах гуманизации законодательства и управления государством. 229

Кроме того, Русская Православная Церковь через приходские и аффилированные ей общественные организации вела активную социальную работу по оптимизации народного образования, укреплению трезвости, нравственности и т. д. Это наблюдение выглядит особенно актуально в связи с развернувшейся в последние годы полемикой о характере влияния православного вероисповедания на социальный и экономический уклад российского общества. Общим местом в либеральной публицистике становится утверждение о том, что ориентированность на вечную жизнь, привычка уповать на Божественный Промысел, характерные для православных в большей степени, нежели для католиков и тем более для протестантов, обусловливают апатию большинства россиян к активной хозяйственной и общественной деятельности, вялость и безынициативность, пренебрежение понятиями долга и порядка.

К сожалению, подобные упреки в адрес российских обывателей, в том числе причисляющих себя к православной конфессии, часто имеют основания. Однако переадресация обвинений адептов подобного мировоззрения самому православному вероучению – это ошибка в объекте. Опираясь на опыт святоотеческой традиции, можно утверждать, что отказ от активной жизненной позиции, исполнения гражданского и семейного долга, если он не обусловлен взвешенным и осознанным выбором верующего в пользу апофатического пути (к чему готовы немногие), является искаженным восприятием Евангелия. 230

Принципиальное отличие православного взгляда на роль и значение хозяйственной деятельности от западного состоит в том, что в отличие от антропоцентричных концепций современных Католицизма и Протестантизма православная социальная концепция не признает труд и ведение хозяйства самодостаточной ценностью и в большей степени акцентирует внимание на необходимости соработничества человека и Божественного Промысла. 231

Следует учесть, что в отличие от Запада, для которого издавна была свойственна идея прозрачного, прагматичного и равномерного распределения общественной нагрузки, в России всегда превалировала идея экстраординарных сверхнагрузок , от которых в обществе никто, как минимум, не застрахован, и которые как максимум для многих являются пожизненным уделом. Помимо неустроенности и неорганизованности, такой формат существования социума парадоксальным образом в большей, как кажется, степени, нежели железный и часто бездушный западный Ordnung , предрасполагает членов общества к подлинным милосердию и состраданию к ближнему, человечности и готовности прощать, жертвенности и стремлению к справедливости.

На определенном этапе христианский гуманизм в России был насильно удален из общественной сферы и заменен поначалу достаточно свирепыми, а затем все более мимикрирующими под христианскую этику идеологемами; сама же Церковь как общественная структура была практически дистанцирована от какого-либо непосредственного влияния на социальные процессы. 232По-настоящему качественная, профессионально подготовленная программа участия Церкви в жизни гражданского общества, предусматривающая, в том числе, попытки ответов на злободневные вызовы современного секулярного мира, впервые была сформулирована в 2000 г. в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви».

Многие из положений данной Концепции сегодня реализуются на практике, однако многие носят программно-декларативный характер. На практике мы можем наблюдать как сознательное дистанцирование церковных организаций, объединений, конкретных носителей христианского вероучения от проникновения в социальные проблемы (такая позиция имеет в качестве основы тезис о необходимости бегства от лежащего во зле мира в переживаемые нами «последние» или «холодные» времена), так и чрезмерную увлеченность отдельных представителей церковной среды общественно полезной деятельностью в виде строительной, производственной, торговой активности, а порой и бизнеса, весьма слабо ассоциированного с собственно христианским вероисповеданием.

Примеры первого рода во многом обусловливают проигрыш (хотелось бы надеяться, что временный) традиционного для России православного христианства в его миссионерской эффективности инославным (в основном, протестантским) религиозным объединениям и, что особенно небезопасно, сектантским организациям, активно и агрессивно позиционирующим себя именно в сегменте социальной помощи находящимся в затруднительной ситуации людям, практикующим дружелюбное и психологически комфортное обращение к адресатам проповеди (не всегда, впрочем, искреннее и глубокое), акцент на их релаксацию и утешение. Более редкие примеры второго рода также не всегда полезны для общества, предоставляя повод для упреков Церкви в коммерциализации и формально-бюрократическом отношении к пастве (такие упреки исходят, кстати, не только из секулярной, но и из церковной среды), растворяя отдельные фрагменты церковной организации в мирской суете, лишая представителей Церкви сакрального ореола.

Таким образом, вопрос о роли религиозного мировоззрения в формировании экономической и общественной этики в современной России выглядит в высшей степени актуальным для российской действительности. В связи с изложенным и с учетом рассмотренного выше небесспорного опыта западных церквей возникает вопрос о том, как же определить оптимальный объем присутствия Церкви в бытии гражданского общества в его социальном аспекте, 233с тем чтобы снабдить общественно полезную деятельность человека концептуальной составляющей (а в чем-то и основой), но и не допустить превращения церковных организаций в разновидность правозащитных и quasi – профсоюзных, что не пойдет на благо ни самой Церкви, ни обществу.