Александр Прищепенко - Шелест гранаты (издание второе)

…Представим, что, находясь в уличной «пробке», мы плавно тронули свою машину и притормозили у стоящей впереди. В следующий раз, едва мы сняли ручник, в нас «въехали» сзади; доли секунды — и мы «целуем» стоящую впереди. Как пройденные расстояния, так и времена движения в обоих случаях близки, но ваш организм подсказывает, что в элементах движения имелись и отличия: в последнем случае он сначала «ускорился», как от сильного пинка, потом — парил, блаженствуя, и, наконец — «замедлился», как бы упав. Подсознательно сложное движение представлено, как сумма более простых. Это и есть задача гармонического анализа, основы которого заложил французский математик Симон Фурье: любая функция может быть представлена как сумма синусоид (гармоник) различных частот.

…Подав на одну жилу кабеля, свернутого в огромную катушку напряжение от преобразователя с насыщающимся сердечником [62] Как уже упоминалось, ток в таком преобразователе меняется скачками (форма его напоминает соединенные «ворота» разных полярностей) и доля быстрых гармоник велика (тем больше, чем ближе к вертикали «стойки» ворот). , а другую подсоединив к осциллографу, я убедился в правоте Фурье.

Чтобы получить напряжение без высокочастотных гармоник, требовался феррорезонансный преобразователь с двумя сердечниками: одним — насыщающимся, другим — с линейными характеристиками. Опять же, после изучения популярных брошюр был спаян макет, на котором было получено синусоидальное напряжение, но выходная мощность была небольшой (около десятка ватт).

Описание того или иного устройства может занять несколько строк, но при его создании неизбежны многие тупики. Кажущаяся достоверной, «выжатая» из литературы информация не дает желанных результатов (как правило, потому, что не все факторы бывают учтены, но если заранее знать, что существенно — можно и без литературы обойтись!). К тому же, нельзя сказать, что именно в это время все мои мысли были посвящены феррорезонансному преобразователю. Я не выполнил эту последнюю на должности инженера НИИАА работу, за что немного стыдно и сейчас.

Конечно, в НИИАА удалось приобрести много новых знаний и навыков, создавая преобразователи напряжения, проводя исследования методом аналогий, но в этом не было новизны, все было многократно описано в литературе. Специалист в таких областях мог представлять ценность только внутри предприятия. Такое положение сознательно усугублялось руководством. Например, поступить в аспирантуру могли не те, кто был в состоянии сдать экзамены, а те, кто удостоился «высочайшего соизволения». Защиты диссертаций были редки: получившие в 40–50 лет даже первичную (кандидатскую) степень считались чрезвычайно успешными. Сотрудники НИИАА понимали: увольнение связано с ухудшением материального положения и начинать на новом месте придется, заново подтверждая свою квалификацию. Начальство же поступало жестко и не всегда справедливо даже с опытными работниками, что показал пример начальника лаборатории, в которой был создан неудачный образец рентгеновского датчика приземного срабатывания. Таковы были сложившиеся еще в бериевское время средмашевские «понятия». Знаю, найдутся многие, испытывающие восторг от «сильной руки», даже — почувствовав ее на себе. Я же начал переговоры о переходе в центральный НИИ химии и механики.

Тогдашний директор этой организации (впоследствии трагически погибший от аллергического приступа Н. Афонский) проводил активную политику развития в своем институте физических методов исследований и поиска новых направлений развития боеприпасов. Выпускников МФТИ, МИФИ и других физических институтов он ценил и лично беседовал с каждым из принятых на работу. Переговоры велись о переходе в отдел, где требовалось получить данные о динамике метания оболочек взрывом. Переходил я с идеей, как этот процесс изучить: измеряя индукцию магнитного поля внутри сжимаемой взрывом металлической трубки. Такое происходит во взрывомагнитных генераторах, в разработке которых мне, правда, не довелось принимать участия, но я знал о них и держал в руках. Всегда можно было проконсультироваться и с приятелями в соответствующей лаборатории НИИАА. С моей стороны, было выдвинуто условие приема в аспирантуру после первого года работы. Порядки в аспирантуре ЦНИИХМ отличалась от средмашевских: в нее принимали многих. Правда, далеко не все добивались потом ученой степени, но все же защиты диссертаций в ЦНИИХМ сотрудниками, не принадлежавшими к руководству, в отличие от НИИАА, случались. Получка предполагалась несколько меньшей, но думалось, что такая плата за шанс стать обладателем ученой степени приемлема.

В декабре 2004 г. газета «Военно-промышленный курьер» сообщила о ЦНИИХМ следующее.

«Центральный научно-исследовательский институт химии и механики (ЦНИИХМ) основан в 1894 г. в Санкт-Петербурге на базе химической лаборатории по исследованию бездымных пироксилиновых порохов Охтинского порохового завода и испытательной комиссии этого завода. В 1931 г. лаборатория преобразована в Военно-химический научно-исследовательский институт (ВХНИИ) Наркомата оборонной промышленности СССР и переведена в Москву. У истоков научной школы, созданной институтом в области боеприпасов, стояли выдающиеся русские химики Д. И. Менделеев, К. Э. Регель, А. В. Сапожников. Дальнейшее, ее становление проходило при активном участии академиков Н. Н. Семенова, Н. Д. Зелинского, Ю. Б. Харитона, Б. П. Жукова, Я. Б. Зельдовича, М. А. Лаврентьева…

До конца Великой Отечественной войны НИИ-6 (ЦНИИХМ) был единственным в стране комплексным научно-исследовательским учреждением по порохам, ВВ, пиротехническим и зажигательным средствам, по снаряжению боеприпасов и средств инициирования. В начале 1950-х годов в НИИ-6 впервые в отрасли начаты исследования и опытно-конструкторские работы в области смесевых ракетных твердых топлив, различных технологий переработки их в заряды для твердотопливных ракет.»

…Оказалось, что обговоренные условия приема изменены: меня направили в отдел, основной тематикой которого были исследования объемно-детонирующих систем (ОДС). Идею ОДС выдвинули германские ученые во времена Второй мировой войны, предложив распылять в воздухе угольную пыль, а затем подрывать ее (такие взрывы нередко приводили к значительным человеческим жертвам в угольных шахтах). Но немецкий опыт не пригодился: условия взрыва пыли на открытом воздухе менее благоприятны, чем в шахте с прочными стенками. В ход пошли жидкие горючие (а на первых порах — даже сжиженные газы): США успешно применили во Вьетнаме объемно-детонирующие бомбы с газовой смесью МАРР и окисью этилена. Начальство в Министерстве машиностроения срочно требовало от подчиненных ему институтов «ликвидировать отставание».