Пинакотека 2001 01-02

«М-ль Колло высекла два мраморных бюста и один медальон с портретом Ее Величества. У нее есть и еще работы, которые сделали бы честь любому скульптору-мужчине. Особенно хорош бюст Фальконе, который был ей заказан государыней и находится теперь в личной галерее императрицы. Не хуже и бюст маленькой россиянки, умненькой и по-детски простодушной. Это произведение также принадлежит Ее Величеству. Художница только что закончила еще один медальон с изображением императрицы после ее побед и взятия у турок города Хотина. Работала она над ним всего несколько часов, изображение не слишком похоже и не слишком отделано, но его намерены отлить в бронзе.

5. Портрет неизвестного Возможно, князя Дмитрия Алексеевича Голицына (?). 1766

Терракота Местонахождение неизвестно

6. Силуэтный портрет князя Дмитрия Алексеевича Голицына. Гравюра

7. Портрет Екатерины П. 1768

Мрамор

Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

8. Портрет Екатерины II. 1769

Мрамор Частное собрание

Наша очаровательная г-жа академик вылепила также самых добродетельных и уважаемых людей во Франции: лучшего из королей, славного Генриха, и его достойного министра Сюлли. Она сделала также мраморный бюст Вольтера и собирается сделать Дидро, с которым очень дружна. Императрица только что заказала ей медальоны Елизаветы и Петра Великого.

Последнее произведение, которое я видел в мастерской м-ль Колло, – бюст мисс Кэткар, дочери посла Англии. Головка юной девушки необычайно хороша» 16*.

Заказанный в 1769 году Екатериной бюст Дидро доставляет скульпторше немало затруднений, так как она привыкла работать с натурой и вдобавок предпочитает глину мрамору, что подвигло Дидро на следующий афоризм: в глине дыхание гения, мрамор – конец творения. В апреле 1773 года, когда закончились зимние холода, императрица посетила свою галерею, увидела бюст и написала Фальконе: «Бюст Дидро очень хорош и просит себе в компанию Даламбера. Что вы на это скажете?» 17*Но самый удавшийся бюст Колло – это сделанный по заказу императрицы бюст Фальконе, считающийся шедевром скульптурного портрета XVIII века.

Екатерина была в восхищении и от произведений Мари- Анн Колло, и от нее самой, она говорила, что не хочет переутомлять ее заказами, но заказы следовали один за другим. Спустя год после ее приезда императрица предлагает ей вознаграждение в 10 тысяч ливров, тогда как Голицын просил для нее 2 тысячи ливров в год. В год Колло платят тысячу рублей, пишет Жирар в 1769, а потом и две тысячи, уточняет Нолькен, что равно 9 тысячам ливров. Нолькен уточняет, что за каждый бюст художница получала дополнительные 1500 рублей 18*. Императрица дарит художнице еще и подарки: шкатулку, золотые часы, соловья, «маленького дикаря», к которому Екатерина просит «иметь снисхождение», и «картуз азовского изюму».

Однако осыпанная милостями Колло так же, как Фальконе, а может быть и еще больше, заботится о соблюдении своего достоинства, держится сдержанно и отстраненно, не допуская, например, чтобы ее заставляли ждать в приемной. «Г-н Фальконе, – пишет императрица, – вчера произошло рассердившее меня недоразумение: когда я наконец послала позвать ко мне м-ль Колло, она оказалась уже в карете. Может, она расположена приехать сегодня?» 19*. Похоже, что прямой переписки между м-ль Колло и императрицей не было, посредником между ними был Фальконе, он представлял работы своей ученицы и разрабатывал условия договоров, причем куда более тщательно, чем для самого себя.

Трудный характер Фальконе вошел в легенду, даже Дидро порой с трудом выносил его. «Хочу напомнить, мой друг, – писал он, – что не все искупает даже самый большой талант. Привыкнув иметь дело с мрамором, вы забываете, что мы-то не каменные. Вы рубите с плеча, раните то саркастической насмешкой, то язвительной иронией. Вас называют Жан-Жаком в скульптуре, и вы в самом деле схожи неподкупностью. Однако, чтобы оставаться вашим другом, нужно иметь особые качества, какой-то всепрощающий энтузиазм. Не думаю, что кто-то привязан к вам крепче и искренней, чем я и ваша юная ученица. Поражает в вас странная смесь нежности и жестокости, и вот ваш друг с постоянной грустью помышляет о расставании, а подруга то и дело готова расплакаться. Порой тебя невозможно выносить, но и покинуть невозможно. Чувствую, что я с тобой на всю жизнь» 20*.

И все-таки, несмотря на трудный характер, Фальконе всегда относился к Колло с любовью и уважением, начиная с первых дней, когда разбил перед ней свое творение, и до последних, когда писал ей из Гааги, прося оставить Париж, невозможного мужа и приехать к нему любоваться картинами ван дер Хельста («Я их видел и желаю того же и вам»). Он щедро делился с ней своей славой, дав ей возможность слепить голову для заказанной ему конной статуи и многократно цитируя ее в своих литературных произведениях.

Они встретились как учитель и ученица, разделяла их тридцатилетняя разница в возрасте и «медвежий характер» Фальконе – «медведем» часто называл его Дидро в своих письмах, но сблизила страсть к скульптуре и необычайное путешествие, благодаря которому скромные парижане попали в круг приближенных самой блестящей из государынь своего времени. В отличие от Родена и Клодель, с которыми их сравнивают, они всю жизнь относились друг к другу с глубоким уважением.

В июле 1777 года Мари Колло вышла замуж за Пьера- Этьена Фальконе-сына, как он сам себя называл, и это было еще одним этапом их долгих и сложных отношений. Возможно, Фальконе хотел для нее более прочного социального положения, которого сам не решался ей дать, несмотря на многочисленные и постоянно возобновляемые настояния Дидро. Как бы там ни было, брак состоялся, по даже брачный контракт, гарантировавший долговечность, продлился всего два года.

На протяжении доброго десятка лет Фальконе и Дидро были связаны тесной дружбой, страдали от разлуки и часто писали друг другу; на протяжении 1768 года Фальконе отправил другу более сорока писем, а одно письмо Дидро занимало до сорока страниц. Но потом последовало охлаждение, и наступило оно задолго до приезда Дидро в Петербург. Ссора произошла летом 1771 года. 21 августа Дидро жалуется на обидное письмо скульптора, в котором все оскорбления продуманы, взвешены и разнесены по параграфам. Можно предположить, что основанием для взаимных обид послужила статья «Замечания о статуе Марка Аврелия и других произведениях искусства». Небольшую статую Фальконе сурово критиковали многие, в том числе и Дидро. В «Литературной переписке» были подведены итоги этой критики, причем в самом грубом и обидном для скульптора тоне, дефекты его характера переносились на талант, Фальконе по существу называли бездарностью: «скудная душа и негибкий ум никогда не были достоянием гения» 21*. Может быть, Фальконе читал эту статью? Может быть, он счел Дидро ее автором? Как бы гам ни было, но после этого по-настоящему дружественный тон сохранится только между Дидро и Колло. Скульптор еще полон обиды, когда сообщает Дидро, что не сможет поселить его у себя в Петербурге. Утомленный! путешествием, разболевшийся Дидро вновь глубоко задет. На протяжении ближайших пяти месяцев они будут достаточно часто видеться, Дидро будет приходить к Фальконе после своих визитов к императрице, но их тесная дружба уже не возродится, и они никогда больше не будут писать друг другу.