Пинакотека 2001 01-02

Русские могли жить за границей, только подав прошение на имя императора и получив его личное разрешение. Западная Европа была недовольна подавлением польского восстания в 1831 году, русские – политикой Луи-Филиппа, в связи с чем даже было отозвано русское посольство. Поэтому император был вынужден тщательно отбирать тех, кого считал достойным представлять Россию: он желал, чтобы дипломаты создавали в глазах французов образ страны, который соответствовал бы его собственным представлениям об этом. Кроме политических эмигрантов и обращенных в католичество, салоны держали те русские аристократы, которым было разрешено жить за границей. «Мещане, а тем более мужики, не могли рассчитывать на поездку за границу. Эта милость была привилегией родовитых. Удивительно ли, что все в один голос восхищались манерами мужчин и красотой и изяществом женщин» 14*. «Русские тщательно оберегают свои границы и посылают к нам только свою элиту, вот почему они пользуются в Париже особым расположением и так высоко ценятся в свете» 15*.

Виктор Балабин, служивший секретарем русского посольства в Париже с 1842 по 1852 год, вел дневник, ставший ценным источником сведений о парижских салонах. Пробыв в Париже полгода и побывав в «Замке» с протокольным визитом, он с воодушевлением перечисляет всех тех, с кем ему предстоит встретиться в новом году: «Графиня Разумовская дает раут в четверг, Ротшильд приглашает на концерт, и между двумя этими великими событиями мелкие сборища у герцогини де Розан, графини де Сиркур, княгини Ливен, графини де Кастелан, утренние визиты к графиням Даркур и де Марселлюс, маркизе де Беллисен,… не считая домов Дельмар, Жираден, герцога де Граммона… а еще мои дорогие соотечественницы Нарышкина, Киселева, Радзи- вилл, Васильчикова, Шуазель, Косалковская, Голицына, Витгенштейн, Давыдова, которые не только не уступают, но, честно говоря, превосходят все, что предлагает Париж по части самого прекрасного и элегантного» 16*. Княгиня Ливен, урожденная Бенкендорф, была сестрой Александра Бенкендорфа, начальника Третьего отделения. Графиня де Сиркур была урожденной Анастасией Хлюсгиной, а госпожа де Лагрене, о которой Балабин будет писать впоследствии, – урожденная Варвара Дубенская, которая учила русскому языку Проспера Мериме. Поток

имен Балабин сопровождает перечислением светских приемов, среди них – знаменитые балы старого князя Тюфякина, у которого «на бульварах напротив пассажа Панорамы был небольшой дом; его разрушили, когда строили проезд Жуфруа. Тюфякин уже умер, и огорчаться из-за потери было некому» 17*. Еще через полгода Балабин напишет: «…мы здесь очень в моде, французы говорят, что русские сегодня – это англичане 1830 года».

К списку Балабина нужно прибавить имя адмирала Чичагова – в царствование Екатерины он был молодым офицером с блестящим будущим, при Павле попал в опалу, при Александре снова вошел в фавор. После 1812 года Александр отпустил Чичагова в бессрочный отпуск, и он поселился в Париже. Позже Николай конфисковал имущество Чичагова за неповиновение указу 1834 года, предписывавшему всем русским, пребывавшим во Франции, немедленно вернуться в Россию 18*.

Мишель Кадо назвал «наглым выскочкой» 19*Анатоля Демидова, богатейшего наследника русских оружейников, женившегося в 1840 году на принцессе Матильде, дочери Жерома Бонапарта. «Царь держал его на коротком поводке, призывая каждый год ко двору. Принцем он был только в Париже, где никто к нему не приглядывался, и в Италии, где он купил себе титул» 20*. В 1845 году принцесса Матильда с разрешения императора получила развод.

8. Cham Карикатура «Женская депутация, отправленная в Санкт-Петербург, чтобы предпринять последнюю попытку сохранить мир и убедить царя не призывать русских, живущих в Париже» для издания «Le Charivari» № 7. 1854 Литография Музей Карнавале, Париж

9. Cham Карикатура «Московская стратегия» для издания «Le Charivari» № 8. 1854 Литография Музей Карнавале, Париж Политический надзор

И салоны, и приемы были связаны с политической жизнью, поэтому под надзором находились и русские, и французы. Доносы писал, например, Яков Толстой: поначалу близкий к декабристским кругам, он в 1823 году приехал на лечение в Париж, а в 1829 году перешел на сторону правительства, сочтя, что это единственный шанс поправить безнадежное финансовое положение. Руководствуясь теми же финансовыми соображениями, в 1835 году Толстой вел активную переписку с Анатолем Демидовым, надеясь завязать с ним более прочные дружеские отношения. В 1846 году эта деятельность была разоблачена Иваном Головиным, который сам пострадал от доноса Толстого. Николай Греч, журналист на правительственной службе, получил право неограниченного пребывания в Париже в обмен на собираемую информацию о земляках-русских. Даже Александр Тургенев, сохраняя видимость полной наивности, сообщил в Россию о публикациях Петра Долгорукого. Письма княгини Ливен своему брату Александру Бенкендорфу, шефу жандармов, имели особый интерес в связи с ее близкой дружбой с Гизо. Знаменитая книга «Россия в 1839 году» маркиза де Кюстина, появившаяся в 1843 году, открыла глаза французам, посещавшим дома русских. Статья в «Illustration» от 15 марта 1845 года разоблачала русский военный, индустриальный и коммерческий шпионаж. За год до этого Эжен Гино уже писал о шпионаже русских. Осуждение русских осведомителей прозвучало из уст его героини: «Лиманов все тот же. И тем же занят. Я знаю все, что он делает, каждый его шаг. Он – ничтожество». В итоге герой романа должен был покинуть Париж в двадцать четыре часа и уезжал с большим огорчением: «здесь так веселятся, а там так скучают» 21*. И тем не менее, эта история о русском в Париже, рассказанная французом, вполне соответствовала той атмосфере таинственности, которая окружала русских во Франции.

Начало Крымской войны ознаменовалось для всех живущих в Париже русских предписанием срочно вернуться в Россию. Под предлогом защиты турок- христиан 3 июля 1853 года русские войска вторглись в придунайские княжества, а 3 ноября того же года потопили турецкую эскадру. Заботясь о политическом равновесии в Европе, Франция и Англия в качестве союзников Турции объявили России войну и вошли в Крым в мае 1854 года. Эта война была в первую очередь «демонстрацией силы, призванной уничтожить не столько противника, сколько результаты его пропаганды на востоке, в центральной Европе и даже в Германии» 22*союзники поднимались против «русского людоеда, лакомого до турчатины», задумав его проучить. Такова интерпретация событий в работах О.Домье и Шама, публиковавшихся в «Шаривари».