Авиация и космонавтика 2010 04

– Нет, кормили селедкой, а воды давали мало.

Кстати, такие блокноты мы все таскали в карманах. Только не в рестораны. И были более разборчивы при выборе объектов ухаживания».

В этой истории меня заинтересовал сам факт ужина молодого летчика, видимо, младшего лейтенанта в «Метрополе», на что отец сказал:

– Зарплата нам это свободно позволяла. Кстати, я и токарем на заводе зарабатывал не намного меньше. Поэтому, почему бы нам было не уважать свое правительство?

После первомайского парада в мае-июне продолжались интенсивные полеты, особенно инструкторские для обучения и тренировки летного состава – зачастую более десятка полетов ежедневно. Например: «6.05.41, УТИ-4, вывоз летного состава, 13 полетов, 1 час. 10 минут; 12.05.41, УТИ-4, вывоз летного состава, 15 полетов, 1 час. 20 минут; 29.05.41, УТИ-4, вывоз летного состава, 19 полетов, 1 час. 37 минут».

Одновременно выполнялись полеты по курсу боевой подготовки на И-16 и по программе переучивания на МиГ-3, то есть, в течение дня, буквально, пересаживаясь с самолета на самолет.

Рассказывая об этом времени, отец удивлялся: «Перед войной у нас с мая отпуска отменили, мы были практически на казарменном положении и с аэродрома не уходили, а офицеры западных округов ехали через Москву в отпуск на юг». Вспоминаю об этом, когда слышу рассуждения о том, за что в начале войны расстреляли командующих западных округов.

Тем временем, буквально накануне войны 20 июня 1941 г. для противовоздушной обороны (ПВО) Москвы на основе 24-й ИАД был сформирован 6-ой истребительный авиационный корпус (ИАК) во главе с полковником И.Д. Климовым. В состав корпуса вошли 1 1 истребительных авиационных полков, где имелось 389 истребителей, в том числе 170 МиГ-3, из них 27 в 34-ом ИАП.

ВОЙНА

Начало войны застало 34-й ИАП в летних лагерях Липицы – недалеко от Серпухова. Поступил приказ перебазироваться на аэродром Внуково: «24.06.41, МиГ-3, перелет Липицы – Внуково, 1 полет, 40 минут».

Таким образом, война для отца началась через два с половиной года после поступления в школу летчиков. Он имел за плечами полтора года службы в строевом истребительном авиационном полку, 695 полетов с общим налетом 147 часов, в том числе на МиГ-3 – 27 полетов и 13 часов. То есть, его общий налет был все еще значительно меньше, чем у выпускника немецкого летного училища. Однако качество подготовки пилота должен был показать начавшийся экзамен – война:

26.06.41, МиГ-3, вылет по тревоге, 1 полет, 30 минут, высота 6 тыс. метров.

Это первый боевой вылет. Затем практически ежедневные вылеты по тревоге, барражирование над Москвой. Каждый вылет длился около часа и, как правило, на большой по тем временам высоте: 5500 – 10 500 метров.

После первых налетов на Москву, начавшихся 22 июля 1941 г., командование решило выдвинуть часть истребительной авиации ПВО на запад, чтобы встречать бомбардировщики противника на дальних подступах к городу. В связи с этим одна из эскадрилий 34-го полка, в составе которой был отец, под командованием старшего лейтенанта А.Н. Шокуна перебазировалась в Ржев:

Майор Шокун

4.08.41, МиГ-3, перелет Внуково – Ржев, 1 полет, 55 минут.

Среди бумаг отца нашел листок, на котором его рукой записано: «Наша эскадрилья, базируясь на аэродроме Ржев, атаковала группы бомбардировщиков, идущих на Москву, и перехватывала разведчиков (в светлое время). Она первая начала выполнять задачи фронтовой авиации (прикрытие войск, сопровождение СБ и штурмовиков, разведка».

Через неделю, в течение которой шли ежедневные вылеты на патрулирование, первый вылет на перехват противника:

10.08.41, МиГ-3, перехват противника, 2 полета, 50 минут.

Еще через три дня – первый воздушный бой:

14.08.41, МиГ-3, патрулирование (зачеркнуто) воздушный бой, 3 полета, 2 часа 06 минут.

И в этот же день:

14.08.41, МиГ-3, перехват противника, 1 полет, 34 минуты.

Однажды на мой вопрос: «Помнишь ли свой первый воздушный бой?», отец рассказал: «Многое забылось, но первый бой помню в деталях. Я в тот день был в дежурном звене, в готовности № 1.

Справка: Дежурное звено назначалось в истребительных авиачастях противовоздушной обороны. Его летчики находились на аэродроме в постоянной боевой готовности вылететь на перехват противника. Один из летчиков – в готовности №1, то есть сидел в кабине самолета для вылета по первому сигналу с командного пункта (КП).

Ночи были уже прохладные, а я заступил на дежурство с рассветом, в одной гимнастерке. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь (так отец звал своего техника самолета):

– Командир, смотри!

Над аэродромом, на высоте 600 -800 м кружила пара «Мессершмиттов-109». Они не могли видеть мой самолет, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.

Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолета появился Шокун, который зло бросил:

– Ты что сидишь, не видишь?

– Так это не наши цели!

– Взлететь и отогнать. Это приказ!

Он развернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону КП, откуда сигнал на вылет дежурному летчику обычно давался ракетой. А тут командир, видимо, чтобы не демаскировать себя ракетой, сам прибежал на стоянку. Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости.

– Командир, если, что случится, я ему этого не прощу, под трибунал пойду, но рожу начищу!

– Спасибо, утешил. Давай к запуску.

Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Для этого надо было выкатиться из капонира, по рулежной дорожке вырулить на старт, а затем – разбег по прямой. После отрыва, пока нет высоты и скорости, я не мог маневрировать и какое-то время также должен лететь прямолинейно. Для немцев всего этого было более, чем достаточно, чтобы спокойно и гарантировано меня расстрелять.

Щукарь еще затемно, перед дежурством хорошо прогрел двигатель, поэтому он запустился «с полуоборота» и я, зажав тормоза, двинул ручку сектора газа вперед до упора. Пропеллер взревел, маскировочные ветки и деревья, пыль и даже щебень из капонира полетели вверх столбом. Теперь мой МиГ был у немцев как на ладони.

Я отпустил тормоза и бедный МиГ не выкатился, как обычно, а буквально выпрыгнул из капонира и я напрямую, не сворачивая на рулежную дорожку, поперек взлетной полосы начал разбег по целине. Поэтому даже на секунду не мог оторваться от управления самолетом, чтобы оглянуться – где немцы? Но я и так ясно представлял, как они с разворота заходят ко мне сзади и берут в прицел. Я втянул голову в плечи и весь сжался за бронеспинкой, хотя понимал, что ее 9 миллиметров не спасут меня от 20-миллиметровых пушечных снарядов «мессеров». Однако ничего не произошло и МиГ оторвался от земли. Чтобы быстрее набрать скорость и иметь возможность маневрировать, я, в нарушение правил пилотирования, не стал брать ручку на себя, а сразу убрал шасси.