Людмила Данилова - Камень, глина и фантазия

После войны в монастыре начались реставрационные работы. В основном восстановление ансамбля закончено, но, к большому сожалению, старинных изразцов сохранилось не так уж много.

А в XVII веке после работ в Новоиерусалимском монастыре мастеров-керамистов перевели в Оружейную палату Московского Кремля. Среди ценинных дел мастеров особенно выделялся своим талантом Степан По-лубес. Его приглашали выполнять самые почетные заказы. Он готовил «ценинное узорочье» — «павлиний глаз» для церкви Григория Неокесарийского на Большой Полянке, для Иосифо-Волоколамского монастыря, для собора царской вотчины в Измайлове. Изразцы его работы украшали и многие другие здания. Помимо обычных печных и архитектурных изразцов, Степан Полубес изготовил для церкви Успения в Гончарной слободе Москвы полутораметровые горельефы четырех евангелистов, обликом напоминающих скорее простых русских мужиков, нежели святых. Эти керамические изображения были установлены на барабане церковной главы. За решение такой сложной задачи в то время никто, кроме Степана Полубеса, не брался.

Он считался еще и непревзойденным колористом.

Его изделия отличали яркие, сочные цвета в смелых и неожиданных комбинациях. Очевидно, прозвище По-лубес отражало восхищение и удивление, вызванное работами этого мастера. Будто и не человек создавал блестящую сказку из глины, а некий веселый и озорной «полубес».

Ах, отчаянный гончар,

Полубес,

чем глазурный начинял

голубец?

…Затуманила слеза, соль веков, изумрудные глаза изразцов…

(А. Вознесенский. «Мастера»)

В те же годы в Гончарной слободе жили и работали замечательные керамисты отец и сын Осип и Иван Старцевы. В 1693–1694 годы они создали иное диво из поливных изразцов. На крутом берегу Москвы-реки стоит сказочный городок. Он носит название Крутицкого подворья. Здесь все, как во многих монастырских ансамблях: и высокая стройная церковь с открытой галереей-гульбищем, и дом митрополита, и другие постройки. Но вот чего нет нигде, так это надвратного теремка. Над проездными воротами красуется совсем небольшой домик. Он словно одет в нарядную изразцовую рубашку. Изразцы сплошь покрывают стены — так что не видно кирпичной кладки. 1170 больших изразцов пошло в дело. Многоцветные, но с преобладанием зеленого, с рельефным растительным орнаментом, они, как драгоценные камни, переливаются на солнце и вызывают восхищение своим совершенством. В XVII–XVIII веках изразцы производились не только в Москве, но и в Ярославле, Вологде, Великом Устюге и других городах. Ярославские мастера даже соперничали с московскими. Они создали свою цветовую гамму и первыми стали использовать глазурованный кирпич в облицовке зданий.

Во времена Петра I изразцы очень редко применяли в наружном декоре. В основном они шли на облицовку печей. В моду вошли гладкие белые с синей краской и традиционные пятицветные, но с рисованным узором изразцы. Во время путешествия царя за границу на него большое впечатление произвели голландские керамические плитки с синей росписью. Петр решил наладить их производство в России. Мастерскую возобновили все там же, в монастыре на Истре. Изготовлением «кафлей», гладких расписных изразцов «с синими травами», занялись два шведа — Ян Флегнер и Кристан.

Вслед за ними печные изразцы начали выделывать более десятка гончарных заводов — Афанасия Гребенщикова, Петра Русинова, Афанасия Чапочкина и других гончаров-предпринимателей. Спрос на их продукцию был большой. Изразцов и кафельных облицовочных плиток требовалось много, поскольку отопление оставалось печным, а лучшей облицовки для печей, чем изразцы, не придумали.

О применении изразцов в архитектуре вспомнили только во второй половине XIX столетия. Тогда значительный вклад в это искусство внес замечательный художник М. А. Врубель. В подмосковном имении крупного промышленника и мецената С. И. Мамонтова Абрамцеве собирались лучшие художники того времени: В. Васнецов, В. Серов, К- Коровин, А. Головин, М. Врубель и др. Решив найти утраченные секреты изготовления старинных русских изразцов, они построили в усадьбе обжиговую печь, и начались эксперименты. Сначала художники в абрамцевской мастерской робко повторили одноцветную поливу, затем воссоздали многоцветный изразец. Это позволило Врубелю сделать следующий шаг в развитии керамического искусства. Михаил Александрович создает покрытую глазурью майоликовую скульптуру. Это и голова львицы, и аллегорическое изображение весны, и легендарный Садко, и много других скульптур. Разноцветные майолики Врубеля поражают неожиданностью формы и богатством цвета. Они горят и переливаются красками, словно самоцветы.

Врубелем были созданы майоликовые камины на темы русских былин, изразцовые печи, садовая скамья и огромное керамическое панно «Принцесса Грёза», которое и сегодня украшает фронтон фасада гостиницы «Метрополь».

Драматическая легенда о принцессе Грёзе — рассказ о том, что созерцание ее красоты покупается ценой жизни. Мореходы во имя принцессы Грёзы преодолевают все препятствия, переживая опаснейшие приключения. На панно Врубель изобразил корабль, несущийся по волнам, и красавицу, склонившуюся над умирающим юношей.

Первоначально художник написал это панно на холсте. Оно предназначалось для Нижегородской всероссийской выставки, но заказчики забраковали работу. И уж потом, спустя несколько лет, Врубель вместе с Головиным перевели панно в керамику.

В конце XIX— начале XX века появляется заметный интерес к архитектуре прошлого. Здания, вполне современные конструктивно, украшали под старину, «одевая» их в керамический обливной наряд. Такой дом, облицованный поливной плиткой, стоит недалеко от бассейна «Москва» на Кропоткинской набережной. Красно-кирпичные стены здания с острыми высокими фронтонами обильно расцвечены керамическими декоративными панно работы художника С. Малютина.

Много радости доставляет нам древнее ремесло и искусство. Не потускнели краски, свежи и самобытны сюжеты, нарядны здания, украшенные изразцами и блестящими плитками. Но случается иногда увидеть зияющую пустоту на месте, где следовало бы находиться изразцу. Отчего это? Может быть, время сделало свое дело? Возможно. Но все-таки здесь больше нашей вины, чем времени. Как часто мы — любители старины, хотим унести на память не только воспоминания, но и что-то материальное из полюбившихся нам мест. И вот «любители» пытаются прихватить целый изразец, не зная того, что из этой кощунственной затеи все равно ничего не получится. Изразец — не плитка, его не отколупнешь от стены. Его можно разбить на мелкие кусочки, но никогда не вынуть целым. Вот и остаются на памятниках архитектуры зловещие раны, нанесенные безжалостной рукой потомка древних мастеров.