Оскар Курганов - Тайна песчинки

Теперь уже Хинт не думал о голоде.

— А где они теперь? — спросил он.

— Не знаю, — ответила женщина. — Они увели моего мужа, взяли весь хлеб, а меня избили. — Она хотела сперва показать следы побоев, но потом раздумала и тихо сказала: — Идите. Быстрее уходите. Вы же из лагеря — вас всюду ищут.

— Спасибо, — почему-то вырвалось у Хинта, — большое спасибо. Скажите только — когда были немцы и где они теперь?

— Не знаю, где они теперь. Они были у нас утром.

— Утром? — переспросил Хинт. — Большое спасибо… Утром? — повторил он и вышел из избы.

Именно утром Хинт уговаривал Юрия зайти сюда, в эту деревню, попросить хлеба, а может быть, и табаку. А Юрий, тот самый Юрий, которого Хинт обвиняет в недоверии к людям, в страхе перед людьми, сказал тогда:

«Нет, мне не нравится эта деревня».

Разве не спас он этой фразой жизнь двум беглецам, разве не сохранил им с таким трудом добытую свободу?

Хинт вернулся к Юрию, рассказал ему о встрече с женщиной, отдал должное его осторожности и предусмотрительности. Но Юрий как бы не обратил внимания на эту похвалу и твердо сказал:

— Ну, если они были утром, то теперь их уже нет, и бояться нечего.

— Я не боюсь, — ответил Хинт, повернулся и уже бегом, торопясь, перепрыгивая через кочки, пошел к следующей избе.

Он миновал богатый дом с мезонином, полуразрушенный кирпичный амбар, вошел в маленький домик, постучал в дверь, но никто не ответил. Тогда он еще больше осмелел, отошел от двери и постучал в окно, хоть это и производило впечатление не очень приятное. В эстонских деревнях так поступают только очень назойливые люди.

Но никто ему не ответил. Он уже хотел уходить, отошел от окна, но в это время увидел быстро идущую к нему с огорода молодую женщину. Хинт снова повторил сочиненную им историю о лесорубах. Женщина улыбнулась, вынула из кармана ключ, открыла избу и предложила Хинту войти. В небольшой и светлой комнате было чисто, и Хинт сразу почувствовал запах свежего хлеба. У него закружилась голова. Он подошел к столу и, не дожидаясь приглашения, сел на длинную и широкую лавку.

Женщина сразу догадалась, с кем она имеет дело.

— Давно вы идете? — спросила она.

— Откуда? — все еще не доверяя ей, спросил Хинт.

— Оттуда, — неопределенно махнула она рукой.

И, уже забыв об осторожности, Хинт ответил:

— Три дня и три ночи.

— Без еды? — спросила она.

— Да.

Она достала круглую буханку хлеба, положила на стол и сказала:

— Отрежьте сами столько, сколько найдете нужным.

— Я не один. Со мной товарищ, — сказал Хинт.

— Я знаю. Возьмите и для товарища, — сказала она.

— Нет, — сказал Хинт, — отрежьте сами. Я вижу, вы не из богатых людей.

— Кто теперь думает о бедности или богатстве? Мы должны помогать друг другу.

Женщина сперва отрезала треть буханки, но потом подумала и отрезала еще один кусок.

— Вот. Больше у меня ничего нет. Утром было молоко, но мы его съели. У меня еще есть дочь. — И, уже проникаясь доверием к нему, женщина тихо сказала: — Мы не живем в избе, мы прячемся в сарае. Утром были немцы, но не нашли нас. Теперь трудное время.

— Очень трудное, — подтвердил Хинт.

Он хотел ей сказать что-то ласковое, ободряющее, но не находил нужных слов. Он трижды повторил:

— Большое спасибо, большое спасибо, большое спасибо.

И, поклонившись, пошел к двери. Но потом все же вспомнил ту фразу, которая все время вертелась у него в голове, а теперь, как казалось ему, она могла бы чем-то подбодрить эту добрую женщину.

— Если вы позволите, — сказал Хинт, — я после войны найду эту деревню и ваш дом, и верну вам этот хлеб, и приведу жениха для вашей дочери.

Женщина как-то странно улыбнулась и переспросила:

— Вы думаете, что это будет так скоро?

— Я не знаю, но надеюсь, что это должно быть скоро. Люди не могут без конца воевать.

Женщина кивнула головой и, как бы думая о своем, сказала:

— Не очень-то много женихов будет после войны. Напрасно вы обещаете.

Хинт поклонился, еще раз прошептал «большое спасибо» и вышел.

Они разделили хлеб на три порции, как они это делали в лагере. Две порции они спрятали, одну тут же съели. Хотелось пить, и Юрий побежал к лужице, которую он увидел на опушке леса. Вслед за ним пошел и Хинт. Они легли на землю, руками зачерпывали грязную воду и с жадностью пили ее.

Теперь Юрий вспомнил о табаке.

— Все-таки это жестоко с твоей стороны, — говорил Юрий, — до такой степени не думать о своем товарище. Ты не куришь и не понимаешь, что это значит — жить без табака.

— Хорошо, — ответил Хинт, — я снова вернусь к этой женщине и попрошу у нее табаку.

— Нет, — сказал Юрий, — дважды нельзя испытывать судьбу, она этого не любит.

— Кто этого не любит? — не понял Хинт.

— Ясно кто: судьба.

— Ты веришь в судьбу? — спросил Хинт.

— Конечно. Кто-то же где-то вычертил наш путь, продумал все наши поступки.

— И это говоришь ты — молодой человек?

— Я же не говорю, что этот кто-то принадлежит к семейству богов. Я не приписываю все это каким-то сверхъестественным силам, но все говорят, что у каждого человека есть своя судьба.

— Может быть, — раздумчиво ответил Хинт, — но эту судьбу делаем мы сами.

Юрий расхохотался и сказал:

— Ты, кажется, решил учить меня уму-разуму?

— Помни, — продолжал Хинт, — если я говорю о судьбе, то я имею в виду совсем не то, что ты предполагаешь. Вот мы убедились, что это такое. Мы решили бежать и бежали. Мы решили идти и идти, не отдыхая, не заходя в деревни, избегая людей, обходя опасности. И делаем это. Вот мы решили зайти в деревню, всё тщательно обдумали и получили свой хлеб. Как видишь, судьба — это наша воля.

Но Юрий не хотел в эти минуты вести беседу на философские темы. Ему захотелось спать. Теперь, кажется, он готов был проспать целые сутки. Он лег на спину, подложил руки под голову и закрыл глаза. Хинт тоже замолчал, но не лег — он просто сидел, обняв руками колени и положив на руки свою усталую голову.

Солнце скрылось за деревьями. Они поднялись и пошли вдоль опушки. Приходилось делать большие круги — иногда лесные поляны сливались с пашнями, где люди убирали солому или копали картошку.

Вдоль леса тянулись хутора, деревни. До них доносился лай собак, голоса и шумы трудовой крестьянской жизни. Но все это, казалось, было за гранью их сознания, в другом мире.

Они вышли на тропинку и наткнулись на чью-то одежду. Это было грязное и заплатанное красноармейское обмундирование. И тут же, в кустах, красноармейская фуражка со звездой. Они смотрели на все это, как на сувениры от далекого и дорогого друга. Они вспомнили августовские дни 1941 года, когда они тоже носили такую же форму, но были отрезаны от своих быстрым наступлением врага. Как мало ценили они эту простую форму! Теперь бы они многое дали, чтобы вновь вернуть ее.