Воронов Васильевич - Рабочий и колхозница

«Кто ни пройдет,— вспоминает Мухина,— остановится, посмотрит. До спх пор рабочие видели, что мы все умеем, как они: пилить, и рубить, и гвозди вбивать. За это они нас уважали. Но тут мы переходили в разряд каких-то выдающихся людей, которые умеют то, чего не умеют другие. Тут начиналось искусство.

Натурой нам Служили все. Проходит пожарный.

— Постойте немного, нос посмотрю.

Проходит инженер.

— Повернитесь, наклоните голову».

Так в небывало большом масштабе прямо в заводском цехе создавались образцы-символы рабочего и колхозницы.

Пролепленные головы были затем отлиты в гипсе. На гипс накладывался стальной лист, выбивался на металлических грибках и примерялся к гипсовой модели. Так же были выполнены и пальцы рук.

В марте 1937 года в заводском дворе началась сборка статуи. Вера Игнатьевна корректировала окончательную установку блоков оболочки на основном каркасе. По ее указаниям были слегка изменены объемы торсов фигур и отрегулировано положение рук и шарфа.

С шарфом и при сборке возникли сложности. «Несколько раз,— писала Мухина,— эта «загогулина», как ее прозвали на заводе, снималась с места, опять и опять проверялись крепления и усиливалась их мощь. Монтаж ее и одевание ее сталью были самыми тяжелыми моментами работы. Сроки кончались, работа шла днем и ночью, никто не уходил с рабочей площадки домой». Сооружением статуи было занято 160 человек, и во время сборки ее на заводском дворе с помощью 35-метрового крана с выносом стрелы в 15 метров работа шла в три смены.

Двор был окружен небольшим забором. Место было людное — недалеко помещались другие заводы. Громадная скульптурная группа была хорошо видна, и около забора разыгрывались жаркие споры о достоинствах необычного произведения.

У подножия группы соорудили небольшой сарайчик. Здесь хранили инструменты. В перевернутом старом котле горели дрова, и отдыхающая смена, расположившись около костра, забывалась коротким трехчасовым сном, чтобы затем снова взяться за монтаж.

По ночам статуя светилась изнутри сквозь еще не всюду заделанные швы и стыки — это сварщики варили каркас или резали сталь автогеном. То, что еще недавно пугало скульпторов, инженеров и рабочих, стало теперь родным: сталь, которую боялись и которой не верили вначале, подчинилась искусству, мастерству и труду. Иногда неудачную деталь целиком вырезали автогеном и тут же, без деревянных форм, на глаз, «лепили» из стали. Наконец последняя часть «села» на место, композиция замкнулась, шарф взлетел в воздух. Рабочий и колхозница в стремительном порыве будто бы двинулись вперед...

Гигантский труд сплоченного коллектива скульпторов, инженеров и рабочих увенчался успехом. Уникальная статуя из хромоникелевой стали была собрана в рекордно короткий срок.

Наверное, до Сталина все же дошли слухи, что то ли в профиле рабочего, то ли в складках юбки колхозницы вдруг возникает лицо Троцкого. И когда монтаж был закончен, Сталин ночью приехал на завод. Его шофер попробовал осветить статую фарами. Затем включили сильные прожекторы. Сталин пробыл на заводе несколько минут и уехал. Наутро Иофан передал Мухиной, что правительство очень довольно и работа принята без замечаний.

Когда все было закончено, уточнились габариты статуи. Высота ее до конца серпа — 23,5 метра, длина руки рабочего — 8,5 метра, высота его головы — более 2 метров, общий вес статуи — почти 75 тонн, в том числе вес стальной листовой оболочки — 9 тоны.

Началась срочная разборка статуи. Она была разрезана на 65 частей и упакована в ящики. Между тем в Париже уже заканчивалось строительство павильона, которое осуществляла согласно контракту фирма Горжли с декабря 1936 года, причем фирма сама разрабатывала конструкции и выдавала рабочие чертежи, увязывая их с применявшимися во Франции строительными материалами. Из нашей страны был доставлен только газганский мрамор для облицовки головной части павильона.

Размонтированные части статуи в 28 вагонах через всю Европу ехали в Париж, причем во время проезда через Польшу выяснилось, что некоторые части статуи не проходят по габаритам тоннеля, и, распаковав ящики, пришлось разрезать автогеном отдельные блоки. В Париж выехали также скульпторы Мухина, Иванова, профессор Львов, ведущие инженеры Миловидов, Морозов, Рафаэль, Прихожан, 20 монтажников, слесарей, сварщиков и жестянщиков. В помощь им было нанято 28 французских рабочих.

«В первый же день приезда,— вспоминала 3. Г. Иванова,— мы, разумеется, поехали на выставку. Вокруг здания советского павильона возвышались высокие леса. Не успела я опомниться, как Мухина оказалась наверху, на крыше павильона, к величайшему удивлению присутствовавших при этом французов».

Еще до окончания монтажа статуи произошел один немаловажный эпизод. Как уже говорилось, советский павильон и павильон Германии находились па набережной Сены друг против друга. В. И. Мухина вспоминала, что в процессе строительства выставочных сооружений «немцы долго выжидали, желая узнать высоту нашего павильона вместе со скульптурной группой. Когда они это установили, тогда над своим павильоном соорудили башню на десять метров выше нашей. Наверху посадили орла. Но для такой высоты орел был мал и выглядел довольно жалко».

Несколько иначе вспоминал этот эпизод К. И. Рождественский: «В Париже была сложная ситуация, наш павильон стоял против немецкого павильона, и был вопрос: чей павильон выше? Мы строили свой павильон, фашисты делали свой выше. Потом мы остановились. Тогда они еще немного достроили свой павильон и поставили свастику. А после этого мы привезли и установили на наш павильон мухинскую скульптуру, которая была значительно выше. Ее все приняли. Пикассо восхищался тем, как найден этот материал (нержавеющая сталь.— //. В.), как смотрится группа на фоне сиреневого парижского неба».

Сейчас уже трудно восстановить действительный ход событий, однако ряд источников указывает на то, что советский павильон был немного надстроен и что на этом настаивала еще в процессе проектирования В. И. Мухина, причем не по соображениям соперничества с павильоном Германии, а для обеспечения большей зрительной гармонии и соразмерности высоты павильона и величины скульптурной группы. Иофан отказывался это делать, соглашаясь на увеличение лишь на полметра, что при общих размерах павильона и статуи было совершенно незаметным. Возможно, что, когда павильон был вчерне закончен (Иофан выехал в Париж раньше Мухиной), архитектор сам убедился в правильности претензий скульптора и пошел на некоторое увеличение высоты сооружения. Вероятно, эти чисто художественные соображения были облечены в престижно-политическую форму, ибо надстройка, несомненно, потребовала лишних средств, времени, материалов, рабочих часов, и Б. М. Иофан должен был эти вопросы с кем-то согласовать.