Георгий Бабат - Магнетрон

— Его карьера в ГЭРИ, — подхватил Угаров, — несомненно, кончится тем же и без нашего вмешательства. Там есть своя партийная организация, и там есть люди, преданные интересам родины. Но сейчас не время ждать, пока события будут развертываться сами собой. — Угаров обернулся к Оленину и, как показалось Веснину, посмотрел на Олега Леонидовича зло, даже презрительно: — Не признаю непротивленцев!

— Товарищи, — смутившись, произнес Оленин, — пойдемте ко мне. Я привык в решительных случаях жизни советоваться с самым близким для меня человеком — с женой. Кроме того, домработница расторгла с нами трудовой договор и поступила на завод… Таким образом, я в данный отрезок времени должен посидеть дома с ребятами, чтобы дать возможность жене сделать необходимые покупки.

— Ладно, — улыбнулся Гена, — к вам так к вам. Хотелось бы уже окончательно договориться и принять решение.

— Поехали, — согласился и Веснин. — Конечно, если мы вам, Олег Леонидович, не помешаем.

— Жена будет очень рада, — просиял Оленин. — Она умница и честный человек. А вас, Владимир Сергеевич, она к тому же уже немного знает со слов Арнольда Исидоровича Ронина.

Веснин вспомнил, что он тоже немного знаком с женой Оленина, что жена Оленина — это та самая смуглая молодая особа, которую он встречал в читальном зале Публичной библиотеки, когда она изучала там родословную Василисы Премудрой и Кащея Бессмертного, а также обсуждала степень диссертабельности бабы-яги.

По дороге к Оленину молодые люди горячо обсуждали будущее магнетронных генераторов и триодов.

Едва Олег Леонидович отпер своим ключом дверь квартиры, как к нему с воплем «Папа!» кинулись двое ребят — мальчик лет шести и девочка лет трех.

— А мама ушла, — наперебой защебетали они, — мама сказала, чтобы ты разогрел обед.

Все вместе пошли на кухню. Олег Леонидович вымыл руки, подпоясался кухонным полотенцем и стал накачивать примус.

Дети наперебой давали ему советы. Не ограничиваясь теоретическими указаниями, они схватили по ложке и полезли в кастрюлю, а потом, когда их оттащили от примуса, они этими же ложками принялись хлопать друг друга по лбу. Мальчика звали Руслан, девочку — Людмила.

— Руслан Олегович, — сказал Угаров, — стыдись, ты же мужчина! — И он отобрал у мальчика ложку.

Между тем вернулась жена Оленина, Ия Юльевна Нельская, и приняла горячее участие в беседе о судьбах магнетронных генераторов и о перспективах техники сантиметровых волн. Позже она здесь же, на кухне, помогла Гене Угарову отредактировать и перепечатала на машинке письмо в главк.

— Ни я, ни вы, — говорил Оленин своим гостям, — не владеем литературным русским языком. Ия Юльевна — член группового комитета детских и юношеских писателей при Детгизе.

— Ваш Студенецкий — нечто ужасное! — восклицала Ия Юльевна. — Не может быть никаких сомнений в том, что именно он скрыл, утаил, кому-то передал тетрадь Мочалова! Это настоящий Змей Горыныч, человек с двойным дном.

— Ну, второе дно мы ему вышибем! — решительно сказал Угаров.

Но тут Руслан плюнул в Людмилу, а Людмила швырнула в него булкой.

— Вот обстановка, — сказал Оленин, — в которой живет член групкома писателей, кандидат в члены Союза советских писателей.

— Сервантес работал не в лучшей обстановке, — живо возразила Ия Юльевна, — но скажем прямо: книга у него получилась не хуже тех, над которыми тружусь я и многие из моих современников.

На тех, кто удостаивался бывать у него дома, в его кабинете, пристрастие Константина Ивановича к монументальным вещам, к порядку, к симметрии производило обычно сильное впечатление.

Внимание входящего останавливал массивный, очень длинный, как барьер в тире, письменный стол, покоящийся на двух полированных прямоугольных тумбах. На стене позади стола, наподобие мишеней, висели заключенные в рамки и застекленные грамоты: диплом о присуждении Константину Ивановичу Студенецкому «Заморской премии» английского Института инженеров-электриков за статью, опубликованную в 1926 году в «Трудах» этого института; Почетная грамота Ленинградского отделения ВНИТОЭС [8] Всесоюзное научное инженерно-техническое общество энергетики и связи. инженеру-ударнику первой пятилетки К. И. Студенецкому; диплом отца Константина Ивановича — Яна Сигизмундовича Студенецкого об окончании Высшей горной школы в Льеже в 1872 году.

Пропустив гостя вперед, Константин Иванович затем шествовал к письменному столу, не торопясь огибал его и останавливался подле солидного дубового кресла с резным павлином на спине. Милостивым кивком пригласив вошедшего занять один из двух стульев, стоящих перед столом, хозяин опускался в свое кресло. Включив настольную лампу, укрепленную на постаменте в виде александрийской колонны, он начинал беседу. Сидя позади монументальной лампы, Константин Иванович, сам оставаясь в тени абажура, спокойно наблюдал того, с кем говорил.

Геннадий Угаров ворвался в кабинет, нарушив все обычаи.

— Сядемте, Константин Иванович, — сказал он, — у меня к вам серьезное дело.

И, не дожидаясь приглашения, Угаров первый опустился на стул. Константин Иванович остановился перед столом. Некоторое время Гена молча созерцал дипломы над столом. От волнения он не мог произнести ни слова. Дома он тщательно обдумал первую фразу, с которой следовало бы начать разговор, но сейчас эта фраза, когда он мысленно повторил ее, показалась ему поразительно бездарной.

Молчание гостя несколько обеспокоило Константина Ивановича. Так и не дойдя до своего кресла, он сел против Гены на стул, предназначенный для посетителей. Угаров, не спросив разрешения, закурил и затем молча протянул Студенецкому свой портсигар.

Константин Иванович ответил в том смысле, что ни он, ни тем более его супруга, страдающая приступами головной боли, не курят:

— Наталья Владимировна решительно не переносит даже запаха табака.

Затянувшись своей папиросой, с которой он не мог расстаться, Угаров захлопнул портсигар, сунул его в карман и вдруг выпалил:

— Обычно, когда пропадают документы, даже только личные документы, то есть бумаги, не имеющие общественной ценности, об этом принято тотчас же объявлять…

«Ох, болван! — мысленно обругал себя Гена. — Это следовало сказать после того, как выяснилось бы, что синяя тетрадь действительно пропала… Для чего же я так забегаю вперед?»

Но, к его изумлению, Константин Иванович, добродушно улыбнувшись, с готовностью стал развивать поднятый вопрос.