Георгий Бабат - Магнетрон

В ту пору , — писал он, — когда Вы были на нашем заводе практиканткой, Вы по своей воле, сверх основной работы, взяли на себя труд произвести ряд расчетов по магнетрону…

Веснин выражал надежду, что, вспомнив о тех днях, Валя, возможно, после того как защитит свой дипломный проект, захочет работать в новом КБ, где сейчас так нужны свежие силы и где она будет заниматься теми же проблемами, которым она уделяла время и внимание, будучи практиканткой.

На это послание, отправленное спешной заказной почтой, Веснин не получил ответа. Валя была в то время в Перми на преддипломной практике. В получении письма расписалась ее мать. Не решаясь доверить почте это весьма спешное и заказное письмо, мать Вали решила его спрятать в надежное место до приезда дочки, которую она ждала со дня на день. Письмо было спрятано так надежно, что, когда Валя приехала, его невозможно было отыскать.

Веснин не предполагал, что Валя не получила письма, — оно было заказное и вернулось бы обратно, не застав адресата. Письмо не вернулось, и молчание Вали Веснин объяснял себе многими причинами, и прежде всего тем, что Сергей Владимирович Кузовков имел обыкновение каждого из своих практикантов уверять при расставании в своей преданности.

«Э-э-э, — обычно говорил Кузовков, — э-э-э, я надеюсь, м-мы расстаемся ненадолго. Э-э-э, я погговорю с отделом кадров…»

При всех своих несомненных достоинствах мягкосердый и жалостливый Кузовков не всегда помнил о тех добрых словах, которыми он считал своим долгом ободрить вверенных его заботам молодых людей.

«Может ли Валя всерьез принять мое письмо, — думал Веснин, — после того как Сергей Владимирович столько раз говорил ей о постоянной работе в заводской лаборатории и ничего не сделал, чтобы получить для нее направление на завод?.. Может ли она серьезно отнестись к моим словам о работе во вновь созданном конструкторском бюро после всех заверений Кузовкова?»

Талантливый современный английский писатель Олдингтон в своей книге Все люди врагитрогательно рассказывает историю мужчины, посвятившего свою жизнь поискам женщины, которую встретил случайно и, лишь расставшись с ней, понял, что любит ее.

Веснин в прошлом году получил от Френсиса эту книгу и с увлечением читал о переживаниях героя, отдавшего лучшие годы жизни поискам почти незнакомой ему женщины. В погоне за ней герой романа объехал полсвета.

От Ленинграда до Москвы всего ночь езды, но Веснин не поехал в Москву выяснять, почему Валя не ответила на его письмо. По его понятиям, уехать с завода «по личным делам» в столь ответственный момент было бы дезертирством.

Предстояли месяцы неприятной для Веснина организационной работы, которую доверить пока было некому.

Но нередко, когда Веснин занимался очередной сметой для бухгалтерии или очередным списком оборудования и материалов, перед ним возникало нежное лицо с большими грустными глазами, и он вспоминал стихи: «Во цвете лет свободы верный воин…»

Едва тронулся поезд Москва — Ленинград, как Веснин мысленно уже начал зачислять сотрудников для своего КБ. И прежде всего он подумал о Муравейском. Взвешивая достоинства и недостатки бывшего начальника бригады промышленной электроники, Веснин приходил к выводу, что отрицательные свойства характера Михаила Григорьевича могут быть отчасти объяснены неправильным воспитанием, какое он получил в детстве, средой, в которой он рос, и что, — а это было самое главное, — все его недостатки стушевываются по сравнению с его знаниями, энергией, опытом.

«В сущности, до сих пор ему на заводе не приходилось вести работу, которая полностью соответствовала бы его дарованиям».

В первый же день приезда Веснин пошел в цех ширпотреба и сказал Муравейскому:

— Миша, есть приказ главка о работе над магнетроном. Жуков уделяет теперь много внимания сантиметровым волнам.

— Если я вас правильно понял, Вольдемар, вы предлагаете мне звание вашего первого заместителя, вашей правой руки, вашего незаменимого помощника и советчика? Ладно, давайте это дело обсудим. Есть в приказе указание выполнять ваши заказы вне очереди, в ущерб всем другим работам?

Взглянув на копию приказа, которую ему показал Веснин, Муравейский вздохнул:

— Сразу видно, что автор вы. Где персональная ставка главному конструктору и его заместителю? Где персональная легковая машина? Одни обязательства — и никаких прав. Ясно, что только вы, маэстро, могли составить подобный, как говорится, «тугамент». Расчета нет, как говорит наш общий друг Илья Федорович Мухартов.

— Он употребляет эту свою поговорку совсем в другом смысле.

— Возможно. Я не специалист в деле толкования народной мудрости. Но, как сказал Мильтон, лучше царствовать в преисподней, чем служить на небесах. Я, Володя, не представляю себе вас в роли моего начальника… Боюсь, что это мне не совсем подойдет. Возможно, что я потом всю жизнь буду каяться, но на сегодняшний день это мне категорически не подходит.

Веснин отправился к Ронину.

Поздоровавшись с нежданным посетителем, Арнольд Исидорович задрал голову и оттопырил нижнюю губу:

— Возможно, Владимир Сергеевич, вы протянули мне руку лишь по неведению. Боюсь, что в дальнейшем ни один порядочный человек не отважится пожать мою руку.

— Что с вами, что такое вы говорите?

— До последнего времени я считал себя человеком с незапятнанной совестью, человеком честным. Но с некоторых пор я в глазах общества не более как вор. Я похититель чужих трудов, идей, работ…

— Чудище вы этакое, расскажите толком, что случилось?!

— Мне кажется, я выразился довольно точно: я вор. Меня обвиняют в плагиате, можете в этом удостовериться собственными очами.

Ронин бросил на стол два письма. Содержание их сводилось к вежливому отказу принять статьи Ронина по той причине, что это же самое изложено в только что принятых к печати статьях Рокотова.

— Этого давно следовало ожидать, — произнес Веснин, ознакомившись с письмами. — Не думайте, будто я воображаю, что Рокотов похитил ваши идеи из наволочки, в которой вы храните свои рукописи. Нет, вы сами в течение ряда лет делились с ним своими мыслями, работали на него. Он привык промывать золото на этом прииске и постепенно разучился узнавать, где свое сито, где чужое. Вы, Арнольд Исидорович, со своей щедростью, с подарками, которые вы навязываете всякому и каждому, опасный субъект. Ведь дарили же вы мне все свои материалы по магнетрону, когда я первый раз пришел сюда и был для вас не более чем первый встречный. Повторяю, вы со своими дарами человек опасный.