Георгий Бабат - Магнетрон

— В жизни бывает иначе, — улыбнулся Угаров.

— Позвольте, — спохватился Оленин, — я чуть не забыл. Ия Юльевна поручила мне сделать ряд покупок к выходному дню. У нас в ближайший выходной состоится маленький семейный праздник, на котором Ие Юльевне будет очень приятно увидеть вас, она мне говорила об этом. Я надеюсь, что и Владимир Сергеевич не откажется прийти. Ия Юльевна на той неделе подарила мне еще одного сына. Не правда ли, повод уважительный для встречи с друзьями? Мы будем ожидать вас, прошу, не позже семи вечера.

Угаров отвечал, что поскольку Ия Юльевна так горячо тогда отнеслась к пропаже синей тетради, то он не смеет отказаться.

— Кстати, как поживают ваши Олеговичи — Руслан с Людмилой? Очень славные ребята.

— Они безобразно ведут себя за столом! Но сейчас внимание Ии Юльевны поглощено маленьким. При рождении он весил 3,874 грамма, в роддоме прибавил 53 грамма, хотя, как правило, новорожденные в первые дни жизни теряют в весе. Вот каков наш Ратмир!

— Если вы, Олег Леонидович, хотите быть последовательным, то вам не хватает Фарлафа.

— Нет, — засмеялся Оленин, — я предпочел бы Татьяну, Ольгу и так далее… Я больше люблю девочек, особенно когда на них платьица колокольчиком…

В этот миг дверь стремительно распахнулась, и в кабинет вошел Веснин. Выражение его лица не оставляло сомнений в обуревавших его чувствах.

— Олег Леонидович, — начал он, — как же это так? Ничего не готово к испытаниям.

— Ия Юльевна говорит, что в КБ-217, как в былине о гибели богатырей. Богатырь одного врага разрубит, глядит — перед ним двое. Двоих мечом рассечет — встанут четверо, и так далее, по геометрической прогрессии, — пошутил Оленин.

Веснин взглянул на Угарова:

— Простите, Геннадий Иванович, сегодня мы к испытанию еще не готовы. Но я буду вам очень обязан, если вы не откажетесь приехать к нам в другой раз. Я непременно извещу вас заранее.

Когда Угаров попрощался и вышел, Веснин снова обратился к Оленину:

— Вам известно назначение изделий, заказанных но чертежам дипломантки Егоровой? Вы проверяли, чем занимаются в мастерской? Вы следили за тем, как там выполняют график очередности работ? Почему, по какой причине, не выполнены до сих пор чертежи Гошьяна и Бельговского?

Веснин опустился на стул, жестом пригласив Оленина также сесть. Пока Олег Леонидович в свое оправдание бормотал что-то об опытности, стаже, порядочности, бескорыстии и заслугах Ильи Федоровича Мухартова, Веснин молчал, разглядывая пейзаж за окном. Начальник КБ вспоминал все, что ему самому пришлось выслушать в свое время от технического директора завода Студенецкого по поводу металлизированной мухи.

«Я, — говорил тогда Студенецкий, — при первом же обследовании мог, по вашей милости, попасть в положение человека, не знающего, что творится в его собственном доме… Пентюх, настоящий пентюх, кто не знает, что делается у него под носом…»

Константин Иванович на этом месте прервал свои рассуждения, погладил бороду, съел простоквашу и затем повел речь о купце Разоренове, о молодых людях, как губка воду впитывающих в себя знания и не научившихся работать.

«Старикан-то знал, всегда знал, что у него на заводе происходит, — думал Веснин. — И, выходит, пентюх — это я. Да, самый настоящий пентюх. Не учел того, что ни Оленин, ни старик Мухартов не работали в заводских условиях… Но суть тут не в моей характеристике. Дело пострадало. Вся работа КБ затормозилась по вине начальника мастерских. Этого так оставить нельзя».

— Признаюсь… — отведя наконец взор от окна, произнес Веснин, — признаюсь, Олег Леонидович, когда я увидел, чем занимаются в мастерской, у меня было сильное желание немедленно применить к вам лично меры административного воздействия. Но я не могу позволить себе такой роскоши в отношении вас. Вы единственный в КБ кандидат наук, инженер, имеющий стаж работы в области высокочастотной техники. Вы единственный, кто близко в течение длительного времени работал вместе с Мочаловым. По занимаемой вами должности вы обязаны иметь авторитет в глазах подчиненных, и я, в интересах дела, должен этот ваш авторитет оберегать. Я не могу упомянуть ваше имя в приказе в качестве отрицательного примера. Да, о вас в приказе по КБ не будет упомянуто. Я заинтересован в том, чтобы вы могли здесь продолжать свою работу с не меньшим успехом, чем вы ее начали. А таких дипломантов, как Егорова, и даже много лучше, легко найти. Поэтому я немедленно отчислю дипломантку Егорову. А в приказе я объявлю выговор не вам, а Илье Федоровичу. Он — начальник мастерских.

— Но позвольте, — краснея и запинаясь, начал Оленин, — это очень некрасиво. выглядит — получается, что я выхожу сухим из воды.

— Нам с вами должно быть безразлично, как это выглядит. Мы с вами обязаны думать прежде всего о деле.

Огорченный чуть не до слез, Оленин поднялся и, не взглянув на Веснина, вышел из кабинета.

Но Веснин уже не думал об Оленине с его переживаниями. Ему было больно и тяжело решиться на то объяснение с Ильей Федоровичем, которое сейчас предстояло ему как начальнику КБ.

На столе перед Весниным лежал один из последних образцов магнетрона. Из прибора через стеклянные трубочки выходили стерженьки-вывода. Способ пайки выводов был предложен стариком Мухартовым.

«Пока дело не сделано, совестно за. работу просить. Сделаешь, хозяину расчета нет мне деньги платить…» — вспомнил Веснин. Он подержал на ладони, словно взвешивая его, магнетрон, положил его снова на прежнее место и попросил вызвать к себе начальника мастерских.

И вот перед Весниным появилась грузная, обрюзгшая фигура шеф-монтера. Илья Федорович опустился в кресло, стоявшее у стола. Веснин увидел большие стариковские руки с синими узловатыми венами, массивную томпаковую цепь от часов, на которой висело маленькое колечко с тремя брелоками: якорь — символ Надежды , крестик — Вера и маленькое, выточенное из искристой слюдяной обманки сердечко — Любовь …

В воображении Веснина возникли тяговая подстанция далекого уральского завода и Мухартов, стоящий на верхней ступеньке лестницы, у высоковольтных шин. Даже пятна пота под мышками, даже заплату на подошве башмака у Мухартова — все мелочи ясно видел сейчас перед своим мысленным взором Веснин. Стоявшим внизу казалось, что высоковольтные проводники проходят как раз над животом Ильи Федоровича. Брелоки Вера-Надежда-Любовь , болтавшиеся на часовой цепи, заставляли тогда содрогаться тех, кто смотрел на шеф-монтера, пытавшегося починить высоковольтный разъединитель, не отключая высоковольтной сети завода.