Георгий Бабат - Магнетрон

За фонтаном стояло новое трехэтажное здание заводоуправления. Перед заводоуправлением была разбита большая плоская ковровая клумба, где низкие кустистые цветы составляли рисунок герба Советского Союза.

Заводской гудок известил о полудне.

— Пошли к оранжереям, — предложил Муравейский. — Сейчас в цехе все равно обеденный перерыв.

Каждый, входя через проходную на заводской двор, шел мимо клумбы, где на фоне мелких голубых листьев крупными синими цветами был обозначен год. Под годом белые очень мелкие маргаритки сплетались в название месяца, а по плоским красным круглым листьям можно было каждый день прочесть число.

Творцом этих каждодневных перемен, создателем заводского парка был дядя Коля Мазурин.

Николай Евдокимович Мазурин пришел на завод, когда купец Разоренов еще только закладывал фундамент заводского корпуса. Год спустя поступил на работу к Разоренову монтер Илья Федорович Мухартов. Мазурин, Мухартов и Константин Иванович Студенецкий были людьми, имевшими самый большой стаж работы на заводе.

Николай Мазурин работал здесь землекопом, позже подсобным рабочим. В начале первой империалистической войны, когда завод перестраивался на производство ружейных патронов, хозяину захотелось разбить во дворе, перед входом в дирекцию, три клумбы и две рабатки. Мазурин, который к тому времени имел чин старшего дворника, справился и с этой работой.

К концу гражданской войны начались разговоры о восстановлении завода. Дядя Коля явился к Студенецкому, тогда уже «красному директору», и предложил посадить на заводском дворе картофель для рабочей столовой.

Когда сочная ботва картофеля поднялась высоко и раскрылись нежно-фиолетовые звездочки цветов с ярко-желтой сердцевинной, Студенецкий вызвал к себе дворника и заявил, что назначает его, Николая Евдокимовича Мазурина, заместителем директора по вопросам озеленения.

— Мы должны смело выдвигать на ответственные посты представителей трудящихся масс, — заявил Студенецкий на собрании рабочкома по поводу этого назначения.

К тому времени, о котором мы рассказываем, дядя Коля был уже только старшим садовником, но по старой памяти многие еще величали его «директором озеленения».

Еще издали Веснин и Муравейский услыхали скрипучий, ворчливый голос дяди Коли:

— Ты что, овцу стрижешь? А? Газон тебе не овца, газон — вещество нежное. Разве можно так? Кромсает траву как ни попади! Разбойник, и тот этот газон пощадил бы, а в тебе никакой пощады к растению нет.

Молодые инженеры обошли живую изгородь из кустов жимолости и барбариса. Солнечные зайчики прыгали со сверкающих стекол оранжереи, играли на зеленой листве. Веснин защитил ладонью глаза от солнца и увидел старого садовника. Дядя Коля Мазурин был облачен в просторный халат, в его правой руке грозно сверкал кривой нож, из широкого кармана выглядывали кольца гигантских ножниц. Сдвинув свои выгоревшие на солнце густые, мохнатые брови, старик продолжал отчитывать стоящего перед ним подростка в синих трусах и белой майке.

Голые смуглые ноги мальчика словно вросли в землю в положении «смирно»: пятки вместе, носки врозь.

— Дядя Коля, — молил он, — простите, я нечаянно… я буду стараться…

— Сказано! — отрезал садовник. — Приходи вечером на луговину, там буду тебя учить, а по газонам не смей практиковать.

— Взгляните, Володя, — сказал Муравейский, — вот перед вами человек, достигший высшей власти. Этот старик еще честолюбивее вас… Вы чихнули? Значит, я говорю правду. Заполнить мир собою — таково естественное стремление всего живого. Бактерии, инфузории, вирусы стремятся распространить свою протоплазму, свой белок возможно шире. Треска с полной безответственностью мечет мириады икринок, пытаясь заполнить океаны своим потомством. Честолюбцы стремятся заполнить мир своими идеями, мыслями, книгами, своими цветами, магнетронами… И в этом деле дядя Коля идет на две головы впереди вас, Вольдемар. У него уже есть свои прозелиты, ученики, последователи. Поучать других — что может быть для честолюбца выше этого?

— Иди! — приказал дядя Коля подростку.

Мальчик, опустив голову, все еще продолжал просить прощения.

— Ставлю десять против одного, — произнес Муравейский, ущипнув подростка за щеку, — этот беспощадный парикмахер определенно Петя Мухартов! Нелегкое дело — воспитывать современную молодежь. Верно, Николай Евдокимович?

— По какому праву вы вчера унесли заводские розы домой? — возразил садовник.

— Ах, дядя Коля, если бы вы видели, для кого это! Если бы вы знали, как она тонко ценит красоту и как много хорошего я рассказал ей о вас и о ваших цветах!

Затем Михаил Григорьевич взял Веснина под руку, и оба молодых человека пошли к волейбольной площадке.

Там Костя Мухартов восхищал девушек виртуозной подачей мяча. Увидев инженеров своей лаборатории, Костя смутился и вышел из игры.

Муравейский подозвал слесаря и спросил его о Пете. Выяснилось, что младший брат Кости учится в техникуме декоративного садоводства, а здесь, в парке, с разрешения отдела кадров завода, проходит свою производственную практику.

— Пора в цех, Миша, — сказал Веснин, взглянув на ручные часы. — До конца обеденного перерыва осталось пять минут.

— Пошли, — согласился Муравейский. — Но имейте в виду, Вольдемар, что цех для инженера из заводской лаборатории — это передовая линия фронта. Лучше сто раз промахнуться в лаборатории, чем один раз попасть под обстрел в цехе.

В цехе радиоламп инженеры подошли к сборочному столу, где работала мастером Любаша Мухартова

Муравейскому нравилось, когда девушки вспыхивали и краснели.

— Любаша, дайте ножку… — нараспев обратился он к молодому мастеру.

Но Любашу Мухартову было не так легко смутить.

— Осторожнее, Михаил Григорьевич, — сказала она, — не обожгитесь. — Открыла печь отжига, достала оттуда пинцетом стеклянный диск-ножку и протянула Муравейскому.

— А вы остыньте, не торопитесь, — не унимался Муравейский. — Дайте мне ножку собранную…

— Здесь цех, а не цирк, — угрюмо перебил Михаила Григорьевича сменный инженер цеха Рогов.

Любаша вспыхнула и отошла к другому концу стола.

Взяв со стола несколько собранных ножек, Муравейский и Веснин подергали места сварки пинцетом, осмотрели их в лупу. Никаких дефектов не было видно.

Веснин снял крышку со сварочного прерывателя и стал наблюдать за его работой.

По словам Фогеля, наибольший брак был на сварке анодов.

Муравейский склонился к оробевшей от его присутствия молоденькой работнице Клаве Соленовой. Некоторое время он молча наблюдал, как Клава накладывает половинки анода на траверзы и зажимает их электродами сварочного клюва. Михаилу Григорьевичу было ясно, что причины брака надо искать не на этой несложной операции, но, наслаждаясь смущением хорошенькой работницы, он решил еще немного ее помучить.