Георгий Бабат - Магнетрон

Усталый и злой, вышел он из лабораторного корпуса и направился к проходной. Каждый день ходил Веснин по этой аллее, но только сегодня обратил внимание на пожелтевшие листья берез.

«Опали цветы, созрели плоды, — усмехнулся Веснин, — вся природа много раз менялась за эти месяцы, а я все ищу и не нахожу. Из тех семян, что посеял Рубель, не взошло ни единой живой травинки».

Веснин сел на скамью, вынул из кармана блокнот, тот самый, где впервые он нарисовал диски и подковки, подковки и диски. В сущности, дело и сейчас не так далеко ушло от этих первых набросков.

— Конец, точка, — пробормотал Веснин. — Мертвая точка…

«Согласно определению механики, — записал он в своем блокноте, — мертвой точкой называется положение, занимаемое движущейся частью механизма, когда все действующие силы находятся в мгновенном равновесии».

Он захлопнул блокнот. Мрачно темнели вдали кусты сирени, с которых давно опали пышные гроздья махровых соцветий. Незаметная весной жимолость сейчас была осыпана ярко-оранжевыми гранеными ягодами.

— Владимир Сергеевич!

Веснин поднял голову и увидел Артюхова. Михаил Осипович стоял в кепке и пальто, опираясь на свою палку с плоским набалдашником.

— Если вы никуда не торопитесь, — сказал Артюхов, — то давайте заедем ко мне. У меня сегодня вечер свободный.

— Я скажу вам по правде, Михаил Осипович, что совершенно не умею ходить в гости. Ваши домашние со мной не знакомы…

— Ну, мои домашние, друг мой, так заняты, что им, право, не до моих гостей. Ведь у нас народилась внучка. А одного такого кусочка живой плоти довольно, чтобы все взрослое окружение с ног сбилось, если это дитя первое и внучка единственная.

— Моя изба-читальня, — сказал Артюхов, приглашая Веснина в комнату, заставленную книжными полками из некрашеного дерева.

Так же как и Студенецкий, посетивший однажды Михаила Осиповича, Веснин обратил внимание на розу в стекле, но выслушать историю этого художественного произведения ему не пришлось. В дверь настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения, распахнули ее во всю ширь. На пороге стояла дочь Артюхова Ира. Увидев постороннего, девочка смутилась, юркнула было за дверь, но Михаил Осипович задержал ее, привлек к себе:

— Что это у тебя к переднику приколото?

Веснин видел, что это вырезанный из журнала герб Советского Союза.

— Ксения Петровна, — закричал Артюхов, — что же это такое творится?

Он схватил девочку за руку и потащил ее за собой.

— Неужели невозможно найти ребенку другое занятие? — слышал Веснин голос Артюхова. — Кто ей дал библиотечный журнал?

— Тише, — услыхал Веснин голос Ксении Петровны. — Дуня спит. Она только что купала ребенка и кормила.

Артюхов вернулся в комнату, где он оставил Веснина, сел в кресло:

— Что же ты стоишь, Володя? Садись и рассказывай.

— Всякий труд, Михаил Осипович, завершается чем-то реальным. А у меня все только эскизы да схемы, да неудачи… Бреду ощупью от одной ошибки к другой… рассказывать нечего.

— Кто не ищет, тот не ошибается. Ты карикатуры и плакаты художника Моора знаешь? Вот посмотри-ка, тут у меня много его рисунков есть.

Веснин начал перелистывать альбом.

Его внимание остановил рисунок, сделанный черным жирным карандашом и мелком. На листке грубой, серой бумаги был изображен человек в крестьянской рубахе с разорванным воротом. Громадные, чудовищно исхудалые руки крестьянина были высоко вскинуты, черный, потрескавшийся рот широко открыт. Подпись внизу гласила:

ПОМОГИ!

— Михаил Осипович, что это?

— Ты был тогда еще ребенком, — живо ответил Артюхов. — В двадцать первом году, после ранения под Перекопом, меня направили в Поволжье на ликвидацию последствий засухи. В числе других был туда направлен и художник Дмитрий Стахиевич Моор. Он при мне работал над этим плакатом. Он рисовал по двенадцати — пятнадцати часов в сутки. У него было несколько сотен зарисовок, десятки этюдов, множество композиций. Он вскоре уехал, а я еще оставался. Потом приезжаю сюда, в Петроград. И что же? Вижу громадный плакат. На плакате — страшная, изможденная фигура. Ноги босы. Голая грудь. А руки… Руки мозолистые, заскорузлые руки труженика. Эти руки вскинуты ввысь. И внизу громадные буквы складываются в одно-единственное слово: «Помоги!». Позади этой фигуры — пустой надломленный колос и сухая былинка… — На мгновение Артюхов закрыл глаза. — Не могу тебе передать потрясения, которое испытал я, увидев это. Здесь ничто не было точно скопировано из виденного нами в Поволжье. Художник показал всю глубину бедствия без невыносимых подробностей. Этот плакат многим тронул сердце. Молодое наше государство получило громадную поддержку от отдельных граждан и организаций. Люди снимали обручальные кольца, верующие расставались с крестами. Плакат Моора меня больше всего удивил тем, что вовсе не был похож ни на одну из виденных мною предшествующих ему композиций. И вот что он мне тогда сам рассказывал: «В этом колосе я хотел представить и выжженные солнцем, бесплодные степи, и вспухшие от голода животы, и слезы матерей, и испуганные глаза уже не имеющих силы кричать ребят, и закопченные черепки с той черной, похожей на окаменелости пищей, которую старики берегли для тех, кто моложе…» Понимаешь, Володя, в одном тощем колосе! А ведь вначале Дмитрий Стахиевич хотел показать крестьянина в окружении его орудий труда, среди иссохшего поля, потом хотел изобразить подробно страдания и бедствия голодающих. А кончил чем?

— Михаил Осипович, — волнуясь, сказал Веснин, — посоветуйте мне, как быть с магнетроном?

— По моему глубокому убеждению, — помолчав, отвечал Артюхов, — прибор такого типа, над которым ты работаешь, если он будет создан, должен привести к коренному перелому в методах ведения войны… Я, пожалуй, неправильно сказал: «если будет создан»: никакого тут «если» быть не может. Весь ход технического прогресса к тому ведет, что подобные приборы должны быть созданы. Этот будущий магнетрон, или, быть может, его назовут еще как-нибудь иначе, — особенное оружие: сам не стреляет, не сбивает самолеты, не топит корабли, не уничтожает живую силу и технику врага. Но, взаимодействуя с различными видами оружия, такой прибор открывает для них совершенно новые, непредвиденные возможности.

Веснин слушал с волнением. Михаил Осипович говорил так, точно магнетрон уже был создан, или даже так, словно где-то он уже был испытан в действии.

— Возможность определить местоположение различных боевых точек противника при помощи радиоволн, — продолжал Артюхов, — совершенно меняет привычные понятия. Вражеская подводная лодка, например, до сих пор была вольным охотником, теперь сама превратилась в дичь. Вражеские бомбардировщики, которые налетали внезапно и успевали сбросить груз бомб, прежде чем их удавалось обстрелять, теперь смогут быть атакованы истребительной авиацией за много десятков километров от того объекта, который враг предполагал бомбить.