Георгий Бабат - Магнетрон

— Даже в так называемые черные? — спросил Пахарев и посмотрел на Студенецкого поверх очков, из-под очков и, наконец, прямо через очки.

Константин Иванович сделал несколько уместных замечаний относительно разницы между юридическим положением рабочего у нас и в капиталистических странах.

— Однако это отнюдь не противоречит тому, что я сказал, — заключил он. — Повторяю: хороший хозяин обязан знать своих работников, знать без всяких списков. Возможно, я затрону кого-то персонально, но я глубоко убежден в том, что придет время, когда все эти наши разбухшие административные штаты ужмут, урежут, оставив вместо бесчисленных отделов двух-трех работоспособных человек.

И, улыбнувшись начальнику отдела кадров, технический директор вышел из зала.

Двери комнаты отдыха, где стояла радиола, были широко раскрыты. Шаляпин все еще пел. На радиоле меняли пластинку. Это сделано было небрежно, послышался пронзительный визг иглы, которую толкнули поперек бороздок.

Студенецкий заглянул в читальню. Здесь были только два человека — техник Юра Бельговский и Костя Мухартов. Они сидели в углу на диванчике и тихонько беседовали. Константин Иванович не любил и не хотел подслушивать, но первые же услышанные слова. Кости так взволновали его, что он остался стоять, загороженный шкафом, книжные полки которого хотел было просмотреть.

— Напрасно Михаил Осипович сделал клубу такой дорогой подарок, — говорил Костя. — Я эту радиолу детально осмотрел. В рекламе сказано, что у нее выходная мощность пять ватт, но на полной мощности гонять никак нельзя — захлебывается и перегревается. Дома у дяди Миши она пожила бы, а тут в несколько вечеров скрутят. Да и пластинок жаль. Все равно серьезной музыки никто не слушает, а они знай царапают и царапают…

Константин Иванович достал с полки интересовавшую его книгу и подошел к столу, чтобы ее посмотреть. Молодые люди вскочили с дивана и вежливо поздоровались.

— Вы все еще хотите обратно в лабораторию, Костя? — спросил Студенецкий, глядя на слесаря снизу вверх.

— Нет, Константин Иванович. Я вообще думаю с завода уходить. Готовлюсь к экзамену в лётную школу. Если сдам, уйду.

— Значит, стремитесь вверх? Вверх, вверх, вверх! Стремиться надо вверх…

Напевая свою любимую песенку, Константин Иванович еще некоторое время листал книгу, потом положил ее обратно на полку, вышел из читальни и, ни с кем не простившись (такую манеру почему-то принято называть «английской»), уехал домой.

— А наш так называемый дядя Миша ловок! — сказал он жене. — Еще больший ловчила, чем я предполагал. Подарил клубу радиолу. Сделал шикарный подарок, но, увы, за чужой счет.

Когда начался банкет, Жуков вспомнил о Студенецком. Костя и Юра помчались в читальню, заглянули в комнату отдыха, в фойе. Они вернулись после своих бесплодных поисков как раз в ту минуту, когда в зал вносили изготовленный под личным наблюдением Мухартова-старшего пудинг «Виктория». Отведав этого пудинга и слегка запив его, Муравейский, который по вине Любаши очутился в конце стола, воскликнул во всю мощь своих легких:

— Нашему славному руководителю, товарищу Жукову уррра!

— Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами! — возразил Илья Федорович, протягивая Муравейскому еще кусок своего знаменитого пудинга.

Заводской самодеятельный симфонический оркестр, переиграв все разученные им вальсы и польки, вдруг грянул лезгинку. Начальник отдела технического контроля Степан Акопян вскочил на стол и, схватив вместо полагающихся для этого танца кинжалов четыре столовых ножа, стал плясать среди уже опустошенных блюд и ваз.

— Асса, асса! — хлопая в ладоши, кричала старуха Карпова.

Цветовский подошел к Косте Мухартову:

— Я хочу обратиться к вам за маленьким разъяснением, поскольку вы, как говорят, были близки к искусству. Как называется тот счетовод из планового отдела, который сидит там в первом ряду со скрипкой?

— Первая скрипка.

— Ага, понятно. Значит, та копировщица будет вторая скрипка?

— Совершенно верно.

— Значит, они все всегда сидят по порядку номеров. И папа Юры Бельговского, наша гроза Павел Иванович, наш неумолимый главбух, здесь в оркестре всего-навсего лишь третья скрипка!

— Нет, Виктор Савельевич, Павел Иванович тоже вторая скрипка. Третьих скрипок не бывает.

— Э, Костя, брось твои штучки! Еще не родился человек, которому удалось бы меня разыграть! В скрипках я тоже кое-что понимаю. Я видел игру мирового скрипача — Яши Хейфеца. На кончике его смычка сиял брильянт, сиял ослепительно…

— Да я правду говорю, Виктор Савельевич. Скрипки бывают только первые и вторые.

— Позволь… Так, по-твоему, выходит, что если в одном оркестре, допустим, десять скрипок, то все они будут первые, да? Нет, Костя, ты в этом деле что-то напутал. Пойду лучше принесу сюда радиолу. И первым скрипкам надо тоже отдохнуть.

Несколько минут спустя в дверях зала появился молоденький директор клуба. Он решительным шагом подошел к Жукову и взволнованно произнес:

— Я протестую! Инженер Цветовский уронил радиолу.

— Клевета! — воскликнул Виктор Савельевич, который вошел в зал следом за директором клуба, держа радиолу на вытянутых руках, как держат кипящий самовар. — Клевета! Я ее не уронил, а только на мгновенье плавно опустил на ковер, потому что у меня не хватило дыхания. А теперь мы будем слушать застольную песню и все вместе выпьем за Мери.

Но выпить всем вместе за Мери, как предлагал Цветовский, не пришлось. В радиоле что-то затрещало, зашипело.

— Товарищи, спокойствие! — сказал Костя. — Сейчас мы все выясним, уточним и, если возможно, исправим.

— Нет. Предупреждение аварий, их ликвидация и всяческие исправления — это уж по моей части, — заявил Илья Федорович, поднимаясь со своего места. — Не отбивай у меня мой хлеб, сынок!

Но у Кости весь вечер чесались руки разобрать радиолу. Отец и сын одновременно взялись за это дело. Они увидели, что радиола сделана из штампованных деталей, наглухо соединенных между собой. Между Мухартовыми — старшим и младшим — завязалась теоретическая дискуссия: что лучше — выпускать дешевые, но не поддающиеся починке изделия, или более дорогие, допускающие ремонт.

Артюхов сказал:

— Это зависит от назначения предмета.

— В старину, — сказал Жуков, — цеховые правила несколько ограничивали подобных целеустремленных предпринимателей.

— И ограничивали также возможность совершенствования приемов производства, — разгорячился Дымов.

— Ограничения иногда бывают полезны для дела, — отозвался Жуков. — Чаще для торможения всего нового, свежего…

— Да стоит ли, Аркадий Васильевич, вся эта радиола хоть капли твоего пота? — возразил Артюхов. — Гляди, даже волосы у тебя ко лбу прилипли. А все оттого, что не лечишься. Веснина послал, а сам ведь не поехал летом на серные ванны, весь отпуск проторчал здесь в Ленинграде.