Стивен Котлер - Мир завтра. Как технологии изменят жизнь каждого из нас

Потрясение – недостаточно сильное слово, чтобы описать мои впечатления от того, что я там обнаружил. День первый: я знакомлюсь с совершенно слепым человеком. День третий: этот человек видит достаточно хорошо, чтобы проехать за рулем автомобиля через оживленную стоянку.

По данным Всемирной организации здравоохранения, 285 миллионов жителей нашей планеты являются слепыми или слабовидящими, и большинству из них такого рода оборудование могло бы помочь. Но самое невероятное начинается дальше. Добелл создал имплантант, который восстанавливает нормальное зрение, но не за горами появление устройств, позволяющих значительно усовершенствовать функции зрения: увеличить его остроту до «орлиной», воспринимать цвета за пределами обычного спектра или видеть микроскопические предметы. Не пройдет и десятилетия, как сверхъестественные способности, о которых мы читали разве что в комиксах, станут явью. Нет, потрясение – явно не то слово.

Дело происходит в Нью-Йорке. Я сижу напротив слепого – будем называть его пациентом Альфа – за длинным столом в конференц-зале без окон. На одном конце стола стоят старый телевизор и видеомагнитофон. На другом – пара ноутбуков, соединенных проводами с самодельными устройствами по обработке сигналов, которые помещены в небольшие металлические ящики серого цвета. В углу стоит пластиковый фикус. Дальняя стена закрыта книжным шкафом, битком набитым книгами. Остальные стены белые и голые. Вот что увидит вокруг себя пациент Альфа, когда включится первый в мире бионический глаз.

Нашему испытуемому 39 лет, он высок и крепок, у него квадратная челюсть, большие уши и грубые черты лица. Он выглядит вполне крепким, бодрым и здоровым – если не обращать внимания на провода, которые тянутся от ноутбуков к устройствам по обработке сигналов, а оттуда ползут через стол, опутывая его лицо, прежде чем нырнуть в отверстия, просверленные в его черепе. Поскольку провода такие же черные, как и волосы, разглядеть, где именно они проникают в череп, не так-то просто. С расстояния они выглядят просто как длинные дреды.

– Не стесняйтесь, – предлагает Уильям Добелл, – посмотрите ближе.

С более близкого расстояния я вижу, что провода вставлены в голову пациента Альфа подобно тому, как провода наушников вставляются в стереопроигрыватель. Сами «гнезда» выглядят как круглые металлические шайбы, вживленные в кожу. Переход совершенно бесшовный: кожа вдруг перестает быть кожей и становится металлом.

– Это называется чрескожный пьедестал, – поясняет Добелл.

Мне остается только глазами хлопать. У этого человека в череп по обе стороны вделаны гнезда для подключения проводов, как в компьютере.

По ту сторону «гнезд» вживлены мозговые имплантанты. Каждый из них величиной с приличную монету и содержит набор платиновых электродов, заключенных в биосовместимый пластик.

Разработанная Добеллом система состоит из трех частей: миниатюрной видеокамеры, обработчика сигналов и мозговых имплантантов. Камера, закрепленная на солнцезащитных очках, снимает то, что находится перед вами. Обработчик преобразует изображение в цепочку сигналов, понятных мозгу, и посылает информацию в имплантанты. Оттуда она поступает в мозг, и, если все идет по плану, мозг «видит» картинку.

Но я опережаю события. Камеры еще нет. Пока ее заменяют ноутбуки. Двое техников с их помощью калибруют имплантанты.

Один из техников нажимает кнопку, и миллисекунду спустя пациент поворачивает голову справа налево, словно обозревает помещение.

– Что вы видите? – спрашивает Добелл.

– Средних размеров фосфен, – отвечает пациент, – примерно в пяти дюймах от лица.

– И как теперь?

– Слишком яркий.

– Ладно, – говорит Добелл. – Этим больше пользоваться не будем.

Так продолжается все утро, и в этом нет ничего нового. Вот уже почти 50 лет ученые знают о том, что при электрическом возбуждении зрительной коры слепые люди воспринимают маленькие светящиеся пятна, называемые фосфенами. Проводимые тесты нацелены на то, чтобы составить «карту» фосфенов пациента. Когда мозг получает удар электрическим током, светящие пятна возникают не в каком-то одном месте, а распространяются в пространстве; это то, что ученые, занимающиеся искусственным зрением, называют «эффектом звездного неба».

Добелл размещает эти пятна, как пиксели на экране.

– Мы создаем карту пациента, слой за слоем, – поясняет он. – Первым слоем были единичные фосфены. Следующий слой – множественные. Нам нужно знать, как его фосфены соотносятся друг с другом, чтобы видеоизображение можно было преобразовать в сигналы, понятные его мозгу. Одни фосфены выглядят как россыпь замерзших капель дождя. Другие имеют причудливые формы: плывущие бананы, толстые груши, зигзаги молнии. Разумеется, слово «выглядят» может вводить в заблуждение, поскольку фосфены возникают только в мозге пациента. Для зрячих они совершенно невидимы.

Добелл сидит в инвалидном кресле рядом с пациентом. У него нет левой ноги – ее ампутировали год назад, когда язвенная инфекция, начавшаяся с большого пальца, вышла из-под контроля. Поскольку, сидя в инвалидном кресле, карманами брюк пользоваться трудно, он отдает предпочтение футболкам – «хорошего качества» – с нагрудным карманом, куда он кладет ключи, пару шариковых ручек и бумажник. Карман так нагружен, что оттягивает футболку вниз. Его седая борода явно нуждается в уходе. Лоб высокий, морщинистый, стекла очков толстые и широкие.

– Мы готовы к множественным фосфенам? – спрашивает один из техников.

Добелл кивает головой.

В это утро все складывается так гладко, что, пока мы разговариваем, техники позволяют пациенту завладеть клавиатурой и начать самому стимулировать собственный мозг. Нельзя сказать, что это стандартная процедура, но техники, которым интересно, что будет дальше, не останавливают его, а доктор не обращает внимания.

Внезапно лицо пациента бледнеет. Пальцы бросают клавиатуру и скрючиваются. Словно привязанная к воздушному шару, рука медленно поднимается вверх, но тут же падает обратно. Спина резко выгибается дугой. Все тело корчится, как плохо управляемая марионетка: плечи согнулись, шея вытянулась, ноги дрожат. Губы синеют, глаза закатываются, обнажая белки. По его телу проходит еще одна судорога, и изо рта течет густая слюна. Поскольку доктор прикован к инвалидному креслу, а техники сидят как парализованные, я бросаюсь к пациенту и обхватываю его.

– Звоните 911! – орет один из очнувшихся техников.

– Нет! – выкрикивает доктор.

– Уложите его! – кричит другой техник. – Дайте ему воды!

– Нет! – повторяет Добелл.

Я пытаюсь удерживать пациента под руки, дрожа под его тяжестью. Его голова дергается и наносит мне ощутимый удар в подбородок. Теперь я вижу его так близко, что могу сосчитать провода, подведенные к его голове. Я вижу бледный шрам там, где хирург ножовкой вырезал кусок черепа и вытащил, как вытаскивают пробку из ванны. Наконец техники окончательно приходят в себя и начинают действовать. Они пытаются отключить пациента от зрительной аппаратуры, но что они могут сделать? Ведь вся проблема в его мозге. Сейчас он умрет у меня на руках – в этом я почти не сомневаюсь.