Мир Авиации 2003 01

Вот и Коростень. До Раковщины 40 км. Заходим на посадку, заруливаем, открываю бомболюки и створки кабины. Вниз сыпятся детали с неисправного пулемета. Я вытираю лицо от смазки и пулеметной копоти. Слышу, Фисенко громко говорит: «Командир! Видел, как после взрыва во дворе одно колесо с мотоцикла катилось по шоссе до самого Брест-Литовска?!»

Парой мы еще сделали несколько вылетов, после чего в числе 10 экипажей отправились в Липецк за новыми самолетами. Нас с парашютами усадили на грузовик ЗиС-5 и увезли в Киев. В Киеве с помощью военного коменданта где-то во второй половине дня мы сели в поезд на Москву. Та сутолока на вокзале была похожа на ад. На одной из станций где-то перед Конотопом наш поезд приняли на второй путь, а на первом пути стоял товарный эшелон. На третий путь тоже подходил пассажирский поезд, идущий в том же направлении, что и наш. К этому поезду устремились в основном беженцы. Те, кто имел билеты, быстро уселись. В эту пору дня жара была невыносимая, наши окна-рамы – опущены, мы глазеем на эту людскую суматоху. Против нашего окна молодая женщина с узелком, годовалым ребенком на левой руке, правой рукой держа за ручонку 3-4-летнюю девочку, слезно умоляет проводника (не то грузина, не то осетина) впустить ее в вагон. Проводник грубо ей отвечает и даже выдвинул ногу с подножки, заграждая ей проход. Женщина в беспомощности увидела нас в летной форме и со слезами, вспотевшая, измученная тяжелой дорогой, обращается к нам и говорит: «Ребята, я жена Царева, помогите мне сесть в этот поезд!» При словах «жена Царева» нас вроде как током ударило. Кто не знал Царева с Белой Церкви за его геройские дела в Испании?! В один миг мы затолкали проводника в тамбур, взяли детей, подняли ее в вагон, нашли свободное место, принесли хлеб, консервы, сахар. Она нас благодарит, а слезы градом льются, повторяет только «Родные вы наши!» и, наверное, вне сознания держит нас за рукава гимнастерки, боясь расстаться. Поезд трогается, и мы уже на ходу прыгаем и идем к своему поезду. Когда сели, кто-то проговорил: «А Царев ведь погиб, она об этом, наверное, не знает». Мы остолбенели.

Самолеты мы получили, но вернуться в свой полк не суждено было. Мы вошли в состав 16 АП на самолетах Пе-2 и вылетели на Западный фронт. Участвовали в обороне Москвы.

/…/ В апреле 1943 г. на аэродром Ново-Титаровская на Кубани, где базировались части генерала Савицкого Е.Я., прилетел самолет Ще-2 из Москвы с грузом медикаментов. Экипаж зарулил в 50 метрах от нашей стоянки. Увидев диковинный самолет, мы подошли к летчикам и разговорились о его данных. После нашей беседы кто-то из его экипажа сказал, что он, т.е. Ще-2, с норовом, на нем погиб инспектор ВВС бомбардировочной авиации полковник Николаев. Погиб, якобы, зимой в ненастную погоду, и что Николаев – именно тот, который командовал 94 АП на самолетах СБ.

/…/ В начале 1943 г. в столовой на аэродроме в Люберцах я встретил инженер-майора, который в начале войны служил в 94 АП. В разговоре он сказал, что зимой в начале 1942 г. в штабе ВВС в комнате для пропусков увидел огромного роста человека в западноукраинского покроя одежде из домотканого сукна с несметным числом заплат, в дырявых валенках и шляпе, побитой молью. Его странная одежда, как магнитом, притягивала к себе взгляды присутствующих. Но еще больше поразило его, когда он, нагнувшись к окну дежурного пропускного бюро, сказал: «Я майор Бедрицкий, командир 5-й АЭ 94 АП, вернулся с той стороны, перешел линию фронта, был сбит 24 июня 1941 года в районе Грубешова». Да, говорит инженер, это был он. Узнать его было очень сложно.

Мы хорошо знали майора Бедрицкого и подчас стеснялись его приветствовать. В ту пору приветствие отдавалось строевым шагом, и он всегда отвечал тем же. При его огромном росте это ему приносило некоторое неудобство. Бедрицкий был исключительной доброты и добросовестности человеком. Личный состав его эскадрильи ощущал это и относился к нему с большим уважением.

17 мая 1945 г., Берлин. Вот после поебеды, после взятия Берлина я рассказываю, как действовал в боях за Берлин, своему начальнику, которого я не видел всю операцию от начала наступления до конца войны. Вот мы и беседуем

9 мая, когда закончилась война, я возвращался к себе в часть с 8 Гв.мехкорпусом генерала Веденеева. Меня с бронетранспортера, который сопровождал генерала, высадили в поселке Дальгов (Шпандау). /…/ Пройдя по улице шагов 20, я встречаю знакомого майора – инспектора по технике пилотирования. Я знал его еще по Донбассу и Крыму. Объяснил ему, откуда еду, какую выполнял задачу, поздравил его с Победой, что остались живы. А он и говорит: «Пойдем ко мне на квартиру, отметим это дело». Заходим в аккуратный домик на пригорке. Майор хозяйке-немке показывает жестом и словами: «Эссен-дринкен-шнапс!» Хозяйка улыбается и уходит на кухню. Через 2-3 минуты в нашу комнату заходит подполковник и уходит в спальню переодеться. Я товарищу и говорю, что знаю его, он был в 1941 году политруком в Луцке, при сопровождении нас на разведку бросил. Эти слова я говорил почти шепотом. Майор замечает: «Это зам. нач. политотдела 3-го истребительного корпуса генерала Савицкого».

И уже громко, называя его по имени – кажется, Аркаша, подключив к этому и матерное оскорбление, не то шутя, не то всерьез кричит ему: «Что же ты ребят на СБ бросил на расправу «Мессерам», когда на третий день войны вылетал в Луцке на прикрытие?!» Подполковник /…/, застегивая гимнастерку, показался в открытых дверях, посмотрел в мою сторону, прикрыл двери и через другую дверь вышел на улицу и был таков. Мой приятель хорошенько выругался и предложил выпить за долгожданную Победу, за живых и мертвых.

Помощь в подготовке материала оказала Г. Г. Ионова.

Особую благодарность редакция выражает подписчику из Нвосибирска Евгению Гурьянову за помощь в подготовке материала.

Фотографии предоставлены Е.А.Донской.

Все примечания к тексту – редакционные.

от Владислава МАРТИАНОВА

Ни луны, ни звездочки. Ночь густая, кромешная… как у негра где…

А вот приспичило начальству план по ночным тренировочным полетам выполнить. Так мало того – групповую слетанность хотят проверить.

Собирается пара Ми-8: у одного экипажа за плечами – один ночной вылет, а у другого – еще меньше. Договорились, вроде, первым «опытный» идет, а следом, за навигационный огонек держась, – второй. С тем и взлетели.

Идут. А тьма такая… Ведомому-то ничего, а вот ведущий… он ведь первым эту черную тушь раздвигает. На приборы бы надо смотреть, а они всё больше вперед пялятся, до одури, до слез. На глазки надеются…