Менно Схилтхёйзен - Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях

Такое эволюционное разнообразие развивалось на протяжении 50 миллионов лет, однако это вовсе не значит, что анолисы эволюционируют медленно. В 1977 году исследователи под руководством Лососа отловили на небольшом острове Станиэл-Кэй в Багамском архипелаге несколько десятков самцов и самок коричневых анолисов ( Anolis sagrei ), измерили их и выпустили на четырнадцати соседних островках, где анолисы прежде не водились. Спустя десять лет они вернулись туда и измерили потомство ящериц-колонизаторов. Как выяснилось, те уже успели эволюционировать. По сравнению с исходной популяцией на Станиэл-Кэй ноги этих ящериц стали короче, а пальцы – шире. Особенно это было заметно на островках, густо поросших травой. На Станиэл-Кэй, чтобы сновать по стволам деревьев, ящерицам нужны были длинные ноги и узкие пальцы. В новом же доме их окружали тоненькие и скользкие ветви и стебли травы – чтобы удержаться на них, нужны короткие ноги и липкие пальцы. Исследователи окончательно убедились в этом у себя в лаборатории, где наблюдали, как ящерицы улепетывают от преследования по наклонным дорожкам разной ширины.

Как показал багамский эксперимент, анолисы могут эволюционировать быстро. А насколько быстро? Скорость эволюции принято измерять в дарвинах: один дарвин соответствует изменению значения того или иного признака на 0,1 % за тысячу лет. В ходе эксперимента ящерицы эволюционировали со скоростью от 90 до 1200 дарвинов (1,2 килодарвина, если вам так больше нравится). Не рекорд, конечно, но для эволюции очень даже неплохо.

Это значит, что у анолисов были все шансы приспособиться к городской среде. Как выяснила другая исследовательница, Кристин Уинчелл, эти ящерицы ничего не имеют против жизни в городе. Она решила заняться изучением гребенчатых анолисов ( Anolis cristatellus ) – эти небольшие ящерки водятся в сельской местности и городах на острове Пуэрто-Рико, где обитают в основном на стволах деревьев. Для этого Уинчелл выбрала жилые районы в трех крупнейших городах на острове и леса на окраине этих городов. Она вооружилась шелковым лассо для ловли ящериц (это такая затягивающаяся петля с выдвижным удилищем), поймала на каждом из шести участков по пятьдесят особей, отрезала им кончики хвостов, засунула недоумевающих ящериц в портативный рентгеновский аппарат, отсканировала их ступни, пометила каждую особь порядковым номером на чешуе и высадила туда, откуда взяла. Надо думать, те ящерицы до сих пор рассказывают внукам, как их когда-то похитили инопланетяне.

В 2016 году результаты исследования Уинчелл были опубликованы в журнале Evolution . У всех без исключения городских ящериц ноги оказались длиннее, а на нижней поверхности пальцев насчитывалось больше цепких пластинок. При этом ДНК из кончиков хвостов показала, что анолисам из городов самыми близкими родичами приходились анолисы из близлежащего леса, а не из других городов. Это значит, что во всех трех случаях различия между лесными и городскими ящерицами появились независимо друг от друга. Чтобы убедиться, что разница в длине конечностей и липкости пальцев действительно заложена на генетическом уровне, Уинчелл забрала в свою бостонскую лабораторию сотню городских и лесных анолисов и дождалась, пока они отложат яйца, а потомство вырастет при одинаковых условиях. И действительно: у детенышей городских ящериц ноги были длиннее, а подпальцевых пластинок было больше, чем у детенышей лесных. Так Уинчелл доказала, что эта разница – не просто результат жизни отдельных особей в городской среде: она заложена в ДНК.

Все указывало на то, что городские ящерицы приспособились к городским поверхностям. Чтобы избежать опасности, по стене приходится бежать быстрее и дальше, чем по стволу дерева. Кроме того, покрытые краской бетонные стены и металл очень гладкие – чтобы удержаться на них, нужны более липкие пальчики. За десять лет до эксперимента Уинчелл другие исследователи успели обнаружить, что в городе ящерицы падают чаще и приземляются обычно на более твердую поверхность, чем в лесу. Это приводит к травмам и даже гибели. Как говорится, беды чаще всего случаются дома – эту народную мудрость подтвердит любая городская ящерица.

Как показали нам анолисы, скворцы, ласточки и скерда, городская эволюция стремительна, заметна и вполне прямолинейна. В следующих главах мы узнаем, что она также бывает сложной, запутанной и совершенно нелогичной. И все же сначала мы рассмотрим вопрос фрагментации. Каким образом эволюция вообще может происходить, если наши многочисленные барьеры делят видовой генофонд в городе на множество крошечных частей?

С мраморных голов Матильды Фландрской, Марии Стюарт и всех остальных статуй в Люксембургском саду, что в центре Парижа, вверх устремляются длинные тонкие иглы. Нет, это вовсе не антенны для подключения статуй к космической базе французских аристократов. Эти иглы нужны для того, чтобы здешние птицы не садились на изящные головы королевских особ и не пачкали их своим безыдейным пометом. Впрочем, вон того кольчатого попугая они не останавливают: он на мгновение присаживается на корону Берты Швабской и без малейших колебаний испражняется ей прямо на щеку, а потом исчезает среди крон высоких платанов. Там снуют туда-сюда его сородичи, и их пронзительный визг разносится по всей округе.

Попугаи в Париже… Так могла бы называться одна из причудливых работ Анри Матисса, но с 1970-х годов для жителей французской столицы это вполне повседневная картина. Индийский кольчатый попугай, или попугай Крамера ( Psittacula krameri ), достиг в колонизации европейских городов наибольших успехов – а еще, хоть уже и в меньших масштабах, поселился в Японии, Северной Америке, Австралии и на Ближнем Востоке. Это длиннохвостая ярко-зеленая птица с красным клювом – самцы к тому же могут похвастаться черно-розовыми кольцами вокруг шеи (этих попугаев еще называют ожереловыми) и небесно-голубыми хвостами. Большую часть XX века попугай Крамера был одной из самых популярных декоративных птиц – только в Западную Европу с 1980-х привезли на продажу почти 400 тысяч особей. С одной стороны, из-за этого сократились изначальные популяции в Индии и Африке, а с другой – попугаи-беглецы, которым надоело сидеть в клетках, основали в европейских городах новые быстрорастущие популяции.

Бывало и так, что этих птиц отпускали намеренно. Говорят, в конце 1960-х Джими Хендрикс выпустил на свободу пару попугаев на улице Карнаби-стрит в Лондоне – считается, что так было положено начало многочисленной лондонской популяции. А в 1974 году владелец зоопарка выпустил в Брюсселе сразу сорок птиц со словами «этому городу нужно больше цвета», и теперь популяция попугаев Крамера там насчитывает около 30 тысяч особей. Вряд ли директор зоопарка рассчитывал на такую палитру зеленого, красного, оранжевого, желтого и голубого.