Дэвид Бирн - Как работает музыка

Томпсон описывает случай, произошедший с командой ERPI в городе Кантон в Огайо. Услышав ревущий звук, исходящий откуда-то из-за экрана, они, конечно же, должны были выследить его, найти источник, после чего устранить мешающий шум. Потратив «значительное время на поиск источника шума в электрической цепи», они заглянули за экран и обнаружили там шесть цирковых львов в клетках.

ERPI чувствовали себя миссионерами. Подобно нашим современным техноутопистам, они верили, что по мере приспособления кинотеатров к звуку во всем мире будут возникать всевозможные глубокие последствия и эффекты (причем многие из них будут совершенно не связаны со звуком). На заре кинематографа Америка была основным поставщиком фильмов, поэтому предполагалось, что наряду с фильмами будут распространены и американские ценности – демократия, капитализм, свобода слова и все остальное. Звуковое кино принесет «цивилизацию» остальному миру! («Цивилизация» здесь подразумевается в довольно узком смысле, как это часто бывает. Сегодня можно услышать те же самые заявления в отношении Facebook и всех других новых технологий, мол, они «принесут демократию в мир». Они, блин, не принесли демократию даже в США!) Забавно, что «простая» звуковая технология должна была нести так много всего. В Erpigram было опубликовано стихотворение, выражающее надежды и чаяния компании:

Томпсон пишет: «[евангельский] язык стал военным и немного сексуальным – инженеров называли Американской экспедиционной силой… или ударными войсками… или американскими экспертами… звукооснащение кинотеатра в Каире рекламировали под лозунгом «Африка падет перед натиском ERPI» [45] Ibid., p. 202. .

Этот техно-крестовый поход предполагал, что влияние будет в основном распространяться в одном направлении – от Соединенных Штатов ко всем другим странам мира, которые, естественно, станут жаждущими и счастливыми потребителями превосходной американской продукции. И именно так поначалу и было, поскольку лишь в немногих странах развивалась собственная киноиндустрия, и ни одна из них не имела звуковых технологий. Индию угощали «Мелодией любви», Фиджи – «Ирландской Розой Эйби», Шанхаю досталась «Рио Рита» и «Голливудское ревю». Только лучшее из американской культуры.

Такое положение дел длилось недолго. Французы, что неудивительно, оскорбились английской речью, орущей с экранов, и разгромили один кинотеатр. Начинающие индийские кинематографисты быстро научились использовать звуковые технологии и начали снимать собственные фильмы. Вскоре Индия стала крупнейшим кинопроизводителем в мире. Киностудии, оборудованные для производства звуковых фильмов, также открылись в Германии и Бразилии, где с конвейера десятилетиями сходили легкие мюзиклы. Как и с большинством миссионерских инициатив, конечный результат оказался не совсем таким, как предполагалось. Вместо глобальной гегемонии и стандартизации звук в фильмах позволил сотням культур найти свои собственные кинематографические голоса. Некоторые даже утверждают, что именно доморощенное индийское кино заставило граждан выучить общий язык, что, возможно, не в меньшей степени помогло индийцам обрести национальную идентичность, чем все усилия Ганди. И этот общий язык в конечном итоге способствовал единству, которое привело к обретению независимости от Британской империи.

Милнер рассказывает любопытную историю появления магнитной ленты – очередного носителя для запечатления звука. Последовательность событий, приведших к появлению ленты, настолько случайна и запутанна, что понимаешь: этого изобретения могло вовсе не быть.

Незадолго до начала Второй мировой войны калифорнийский инженер Джек Маллин пытался записывать звук на различные носители вместо пластинок, но не достигал такого же качества. На службе за границей во время войны ему иногда доводилось слышать радиопередачи с немецкими симфониями. В этом не было ничего необычного: многие радиостанции имели свои собственные оркестры, которые играли в больших студиях или театрах, и эти выступления транслировались в прямом эфире. Странным было то, что эти «выступления» происходили в предрассветные часы, и Маллин слышал их, когда работал допоздна. Маллин пришел к выводу: если только Гитлер не приказывает оркестрам выступать посреди ночи, то немцы, видимо, разработали каким-то образом аппаратуру, способную записывать оркестры с такой точностью, что при воспроизведении они звучали как вживую.

По счастливой случайности Маллин оказался в Германии сразу после окончания войны и узнал от кого-то, что эти радиопередачи велись из города, расположенного неподалеку от места его службы. Маллин отправился туда и, конечно же, обнаружил пару магнитофонов, которые были модифицированы таким образом, что их точность значительно превосходила любую другую существующую технологию. Немецкие технические новшества, как и их ракетную технику, теперь можно было свободно позаимствовать, поэтому Маллин разобрал одну из машин и отправил по частям на адрес своей матери в Милл-Валли.

Вернувшись в Калифорнию, он собрал машину заново и в процессе выяснил, что именно удалось немцам. Помимо прочего, они добавляли к записи частоту, которую человеческое ухо не могло услышать, но которая каким-то образом заставляла все слышимые частоты звучать лучше. В конце концов эта аппаратура заработала, и Маллин обнаружил, что лента не только являлась хорошим носителем, но и открывала неожиданные возможности. DЕсли радиокомментатор путал строчку, Маллин мог исправить ошибку: он вырезал фрагмент с ляпом, а затем склеивал ленту. Вы не могли сделать ничего подобного с пластинкой! Если над шуткой комика не смеялись так же, как на прогоне, а прогон был записан, смех из него можно было вклеить в «реальное» выступление. Вот оно, рождение закадрового смеха! Более того, этот же смех мог быть использован повторно. «Консервированный» смех мог быть добавлен к любой записанной программе, если живая аудитория гоготала меньше положенного.

Использование монтажа и склеек означало, что «запись» теперь не обязательно представляла собой одно отдельно взятое выступление. Начало песни, например, могло быть взято из одного «дубля», а конец из другого, сделанного несколько часов спустя. Радиоверсия теперь могла составляться из выступлений, прошедших во многих разных местах. Элементы «выступления» больше не должны были все собираться в едином пространственно-временном континууме.