Дэвид Бирн - Как работает музыка

Успешная сцена представляет альтернативу. Некоторые из нас в конечном итоге пришли к выводу, что нам не было бы так же комфортно в других местах, и музыка там наверняка была бы ужасной. Тусовка, таким образом, состояла из маргиналов, готовых поделиться своими мизантропическими чувствами насчет доминирующей музыкальной культуры.

Это вовсе не означало, что все мы реагировали на это отчуждение одинаково. Если верить прессе, музыкальная сцена CBGB была представлена только небольшим количеством групп, но это неправда. Несмотря на то что на всех был навешен ярлык панк-рока, там выступали самые разные группы. Были и прог-роковые группы, представители джаз-фьюжн, джем-бенды и фолк-певцы, которые, казалось, забрели не в тот конец Бликер-стрит. The Mumps играли пауэр-поп, и можно даже сказать, что The Shirts были предтечей мюзикла «Богема». Мы все были недовольны и настроены против рок-динозавров, которые тогда бродили по земле. Мы выражали это недовольство по-разному, но здесь было место, где мы могли посочувствовать друг другу и наметить новый курс.

Глэм-роковые группы, уже существовавшие к тому моменту, такие как New York Dolls, Дэвид Боуи и Лу Рид и некоторые другие, считались крутыми и провокационными, но почти все, что так или иначе было связано с мейнстримом, казалось безнадежно устарелым. На радио доминировали Eagles и калифорнийский саунд [82] Калифорнийский саунд – изначально поп-рок-звучание групп из Южной Калифорнии в 1960-е, опиравшихся на миф об океанской пляжной идиллии и подростковой романтике (прежде всего The Beach Boys). Еще одной опорной точкой для него были бесчисленные группы серф-рока. К концу 1960-х звучание осложнилось, с одной стороны, психоделией The Byrds (и отчасти The Doors), с другой – хиппизмом The Mamas & the Papas. В 1970-е в «калифорнийский миф» вплелись песни авторов-исполнителей – Рики Ли Джонс, Джексона Брауна, отчасти Тома Уэйтса. , а также «длинноволосый» метал и диско – все это, казалось, было из другой вселенной. При этом мы любили немало композиций в жанре диско, но среди рокеров танцевальная музыка считалась «синтетической», а потому неаутентичной и неискренней.

Высшие идеалы живого исполнения в то время также казались нам неуместными. Стадионные рок-коллективы и мегапопулярные R&B-ансамбли ставили легендарные шоу – невероятные спектакли с пиротехникой и космическими кораблями. Эти шоу находились в световых годах от любой нашей реальности. Они были побегом, фантазией (и чрезвычайно занимательной), но не имели никакого отношения к тому, каково это – быть молодым, энергичным и разочарованным. Музыка этих артистов никак в нас не отзывалась, даже если у них были хорошие песни. Было очевидно, что, если мы хотим услышать музыку, которая говорит непосредственно с нами, мы должны сделать ее сами. Если она больше никому не понравится, что ж, пусть будет так – по крайней мере, у нас будут песни, которые что-то для нас значат.

Между тем в мире искусства в Сохо, всего в нескольких кварталах к западу от Бауэри, доминировали два полюса – концептуализм и минимализм. Все это, как правило, было суховато, но монотонные и вызывающие транс произведения авангардных композиторов, связанных с этой сценой (таких как Филип Гласс и Стив Райх), каким-то образом позаимствовали эту минималистичную эстетику и сделали ее привлекательной, что отразилось и на панк-роке. Нетрудно проследить сходство однотонных композиций Тони Конрада с песнями таких групп, как The Velvet Underground, Neu! и Faust, и далее – с песнями групп типа Suicide. Звук транса также пробился на сцены клубов, причем с увеличенной громкостью и искажением.

Движение поп-арт после 1960-х годов продолжалось, мутируя и становясь все более ироничным по мере удаления от своих истоков. По сравнению с некоторыми мрачными работами концептуалистов и минималистов казалось, что, по крайней мере, эти художники испытывали какое-то удовольствие. Уорхол, Раушенберг, Розенквист, Лихтенштейн и их последователи в своеобразной иронической манере пытались принять окружающий нас мир. Они исходили из того, что поп-культура была водой, в которой мы все плавали. Я думаю, что могу говорить за многих нью-йоркских музыкантов того времени – мы действительно любили поп-культуру и ценили квалифицированное мастерство сочинения песен. Talking Heads сделали каверы на группы 1910 Fruitgum Company и The Troggs, а Патти Смит лихо переработала песню “Gloria”, а также соул-композицию “Land of 1000 Dances”. Наши кавер-версии, конечно же, сильно отличались от тех, которые следовало бы ожидать от кавер-групп, выступающих в барах. От них куда вероятнее было услышать каверы на Fleetwood Mac, Рода Стюарта, Donny & Marie, Heart, ELO или Боба Сигера. Не поймите меня неправильно, у некоторых из этих исполнителей были отличные песни, но они совершенно точно не пели о мире с теми же чувствами, с какими пели о нем мы. Более ранние, более примитивные поп-хиты, которые мы слушали по радио, когда были детьми из пригорода, теперь казались нам неограненными алмазами. Каверы на эти песни связывали наши самые ранние воспоминания о поп-музыке с нынешними амбициями, мы пытались возродить то невинное возбуждение и тот смысл.

Если бы мне предложили показать на диаграмме связь искусства и музыки, я бы сказал, что Ramones и Blondie были группами в жанре поп-арт, в то время как Talking Heads были минималистским или концептуальным искусством с ритмом R&B. Suicide – это минимализм с элементами рокабилли. А Патти Смит и Television были романтическими экспрессионистами порой со слегка сюрреалистическим уклоном. Конечно, на самом деле все не так просто – нельзя просто так приписать ту или иную группу к какому-то движению в искусстве. Единственное, что объединяло все эти группы, – мы все работали в рамках популярной формы, которую любили и от которой в то же время пытались отстраниться. В результате мы все иногда искали вдохновение где-то еще – в других средах, таких как изобразительное искусство, поэзия, художественные перформансы, дрэг-перформансы и цирковые шоу. Все это служило для нас ориентиром. Быть вынужденным смотреть за пределы музыки – это хорошо. Возможно, мы делали это от отчаяния, но это подтолкнуло всех к созданию чего-то нового.

CBGB располагался в опасном районе. Сейчас Aпоблизости есть магазины деликатесов и модные рестораны, но в то время BНижний Ист-Сайд и район вокруг Бауэри были в довольно плохом состоянии. Алкаши повсюду. Не было ничего романтичного в эпизоде, когда один из них спустил штаны в супермаркете и испражнился в проходе; это было просто отвратительно и удручающе, как и многое из того, с чем нам приходилось иметь дело. Но арендная плата была низкой: за логово, которое Тина, Крис и я делили на Кристи-стрит, мы платили $150 в месяц, хотя там не было ни туалета, ни душа, ни даже отопления. Как говорится, за что платите, то и получаете.