Екатерина Докашева - Ахматова, Блок, Цветаева: Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей

Они приезжают в Россию и проводят некоторое время там. В Петербурге навещают Блока. По Асиным словам, в его облике «чувствовалась застылость». Сообщение о лекциях Штейнера было воспринято Блоком положительно: «Он трогательно радовался за нас, – за то, что в Штейнере мы нашли нечто великое и приносящее счастье, – однако это, дескать, не для него. Он слишком много перестрадал, чтобы сохранить надежды на новую жизнь».

Сильнейшее впечатление, которое Штейнер произвел на Асю Тургеневу и Андрея Белого, все дальше и дальше уводило их от привычного мира старых знакомств и связей, тех интересов, которые были раньше. Но если Ася воспринимала этот разрыв более легко, как нечто новое, распахивающее иные манящие горизонты, то с ее спутником, Андреем Белым – это было не так. Разрыв с прошлым давался ему тяжело. Все-таки он слишком прочно был связан со всем своим литературным кругом и людьми, с которыми состоял в дружеских или приятельских отношениях. Слишком много литературных копий было сломано, пережито жарких споров, прочувствованы культурные и философские веяния. Это стало частью его самого. И отречься от себя прошлого было мучительно.

Ася же прощалась со своей старой жизнью сознательно, понимая, что, возможно, в Россию она уже больше и не вернется. У нее было такое предчувствие, которое потом полностью оправдалось.

«На обратном пути мы проехали через Москву без остановки, с одного вокзала на другой. Как хороши были золотые купола ее церквей, ее домики, дремлющие в садах, ее старые дворцы! Я навсегда прощалась с этой Москвой. Моя мать устроила для нас временное пристанище в новом, еще только строящемся большом доме, – уже не в том деревянном домишке, где два года тому назад нас мучил стихийный дух. Вид был прямо на лесок, где росли древние липы, принявшие самые удивительные формы благодаря причудливой игре природы. Было чувство, как будто ты в сказочном мире, в окружении разнообразных стихийных существ, материализовавшихся в деревьях; тревожно-жуткое сквозило в приветливости зелени и очаровании цветов. Бугаев не находил себе покоя в этом месте. Его нервозность росла также из-за постоянно осложняющихся отношений с друзьями по литературному миру».

Они окончательно поселяются в Германии, в Мюнхене, где встретили старых и новых друзей. Продолжалась постановка драм-мистерий, чтение Штейнером лекций, обсуждение их… Зарождалось новое течение – эвритмия.

Все дальше и дальше уходила Ася от Андрея Белого, погружаясь в свой мистический мир, пронизанный токами предчувствий и отсветами иной реальности.

В отношениях Белого и Аси Тургеневой наступил новый этап.

В апреле 1913 года Ася сказала своему спутнику, что решила прекратить физические отношения, и это было воспринято Андреем Белым весьма болезненно.

«Этот месяц запомнился мне в одном отношении: Ася объявила мне, что в антропософии она окончательно осознала свой путь как аскетизм, что ей трудно быть мне женой, что мы отныне будем лишь братом и сестрой. С грустью я подчиняюсь решению Аси. Ася с утра уезжала в Дорнах, а я оставался дома; я тоскливо бродил по улицам, заходил в зоологический сад и обедал в убогом ресторанчике. В эти дни я написал стихотворение «Самосознание »; в нем отразилась грусть этих дней».

Всё то же… Докучно

Внимаю,

Как плачется бездна:

Старинная бездна лазури;

И – огненный, солнечный

Круг.

Мои многолетние боли —

Доколе?..

Проснулся – и те же: и горы,

И море…

И долгие, долгие взоры

Бросаю вокруг.

Всё то же… Докучно

Внимаю,

Как плачется бездна:

Старинная бездна лазури;

И – огненный, солнечный

Круг.

Мои многолетние боли —

Доколе?..

Чрез жизни, миры, мирозданья

За мной пробегаете вы?

(В 1914 году для того чтобы Белый и Тургенева могли спокойно проживать в швейцарской деревне, им пришлось вступить в гражданский брак. В этом без сомнения была горькая ирония судьбы: когда брак фактически распался и они перестали именоваться супругами – был выправлен юридический документ.)

Впереди их ждала поездка в Христианию в Осло, где читался цикл лекций о Пятом Евангелии. Сам Белый отмечал, что в эти октябрьские дни внутри него произошел некий духовный поворот, который имел важнейшее значение. Ася описывала действие, которое происходило на сцене во время чтения лекций.

«В ходе лекции постепенно исчезал банально обставленный зал с нарисованными на потолке голубями. Голуби упархивали прочь, а на нас сверху опускалось что-то вроде небесного свода, населенного существами из света. А внизу под нами выстраивались в ряды те, кого мы не видели, но чье присутствие можно было почувствовать.

В центре – Рудольф Штейнер, такой нежный и хрупкий в своем черном сюртуке; взгляд его широко открытых глаз был устремлен в одну цель. Так он извлекал наружу те сокровища, которые скрывались в мировой истории на протяжении двух тысячелетий. Из-за того, что он сам был глубоко потрясен, ему иногда отказывал голос, слова произносились с трудом и звучали неуверенно.

В конце цикла мы стояли в своем углу как оглушенные. Он издали поспешил к нам, чтобы вновь пожать нам руки и поинтересоваться нашим впечатлением. Но что здесь могли бы выразить слова!».

Отчаянно Андрей Белый пытается найти свое место и свой путь в антропософии. Как Ася. После поездки в Христианию в нем стали интенсивно развиваться мистические видения, возникать сильные впечатления и переживания. Он нуждался в Асиной поддержке и помощи. Но она устранялась от него…

«Все мои усилия протянуться к Асе и поведать ей мой внутренний мир разбиваются о какую-то кору ледяной холодности, равнодушия; при попытках разбить на ней эту видимость отдаления от меня, доходящего до безучастия, я наталкиваюсь на почти испуг; Ася съеживается.

И не то чтобы у нас не было умных интересных разговоров, и не то чтобы Ася не заботилась обо мне; она мне оказывает много внимания, – но не там именно, где я таю свои наиболее огненные вопросы, связанные с путем, с ощущением себя в антропософии, ощущением в тайне моего пути с доктором; тут обнаруживается удивительная, я бы сказал, холодность, переходящая в жестокость; и потом: я невольно замечаю, что я во всем завишу от Аси; я не мыслю себе недели, проведенной без нее, а она – как будто вовсе не нуждается во мне; это создает в наших отношениях мою полную зависимость от нее; все наши передвижения, весь стиль нашей жизни, обусловлен ею».

Андрей Белый сполна начинает ощущать весь трагизм своего положения: он порвал с прошлым, но приобрел ли будущее? И что могло ждать его впереди?.. Беспощадный анализ прошлого еще острее подчеркивал зыбкое настоящее и уж совсем неопределенное мрачное будущее.