Ольга Скороходова - Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Оплата столь внушительных военных расходов могла быть осуществлена только из одного источника – за счет повышения цен на нефть и доходов стран ОПЕК от ее продажи. Еще во время своего визита в Вашингтон в связи со смертью бывшего президента США Д. Эйзенхауэра в марте 1969 года шах Ирана предложил США «секретную сделку» по продаже 1 мбд нефти со скидкой в 1 доллар. В ответ он получил обещание Никсона «повысить доходы Ирана от продажи нефти либо через предоставление ему специальной квоты на поставки нефти, либо через оказание давления на членов Иранского нефтяного консорциума [43]с целью повышения добычи нефти в Иране» [44]. Как вспоминал позже министр иностранных дел Ирана А. Захеди, в мае 1970 года, после встречи в Вашингтоне министров иностранных дел Организации центрального договора [45], президент Никсон отозвал его в сторону и попросил передать шаху, что «он может поднять цены настолько высоко, насколько он хочет, коль скоро эти деньги будут служить на благо народа Ирана» [46]. Таким образом, начало «наступления ОПЕК» произошло не без ведения президента Никсона. Принимая это решение, в Вашингтоне, очевидно, не предполагали, что пересмотр дел в нефтяной сфере зайдет так далеко.

Повышение доходов от продажи нефти было необходимо и второму столпу политики США в регионе – Саудовской Аравии, которая стала получателем американского оружия примерно в то же время, что и Иран. В мае 1971 года, то есть спустя 5 месяцев после заключения Тегеранского соглашения между ОПЕК и компаниями, во время официального визита короля Фейсала в США на суд экспертов был представлен комплексный проект развития Саудовской Аравии стоимостью в 1 млрд долларов [47]. В 1972 году в недрах американского оборонного ведомства была разработана программа модернизации вооруженных сил королевства, делавшая ставку на развитие ВВС.

Что касается роста нефтяных доходов, то Саудовская Аравия в них нуждалась не столь сильно, как Иран, однако, их получение было важным политическим фактором возраставшего дипломатического значения королевства в арабском мире. После Хартумской конференции 1967 года, принявшей декларацию «Трех Нет» в отношении арабо-израильского конфликта («нет существованию Израиля, нет миру с Израилем, нет переговорам с Израилем»), королевство стало ежегодно выплачивать по 140 млн долл. помощи Египту и Сирии [48], что стало залогом усиления влияния Эр-Рияда на Каир, особенно после смерти Насера. Как отмечал Г. Киссинджер в одном из сверхсекретных меморандумов, Саудовская Аравия хотела снизить влияние СССР в Египте, египтяне хотели показать свою независимость от СССР, что и было «главной целью нашей политики в регионе» [49]. Аналогичным было, по крайней мере на тот момент, и положение дел с Сирией, которая считалась главным ставленником СССР на Ближнем Востоке. После прихода к власти Х. Асада путем военного переворота в конце 1970 года Дамаск не только установил отношения с Кувейтом и ОАЭ [50], но и высказался за налаживание отношений с Великобританией [51].

Дипломатическая активность Саудовской Аравии оборачивалась сокращением ее финансовых резервов. В 1970 году королевство даже столкнулось с проблемой выбора: отдать ли приоритет покупке оружия или финансированию программы экономического развития. Выплата же Хартумской помощи Каиру и Дамаску в тот год наполовину была возмещена нефтью [52]. В свете этого в Вашингтоне смотрели благосклонно на повышение доходов правительства Саудовской Аравии от продажи нефти и не видели необходимости «биться» за позиции международных компаний в странах ОПЕК.

Заметим, что еще в 1969 году, аналогично шаху Ирана, король Саудовской Аравии обсуждал с президентом Никсоном получение квоты на рынке США. Во второй раз эта тема была поднята в сентябре 1972 года, пожалуй, самым знаменитым и влиятельным министром нефтяной промышленности в истории Саудовской Аравии шейхом Ахмедом Заки Ямани в беседе с Дж. Ирвином, когда он предложил Вашингтону подписать договор, гарантировавший особое положение саудовской нефти на американском рынке. Это предложение сопровождалось политическими заявлениями, весьма благоприятными для западных стран: 4 августа 1972 года король Фейсал в интервью египетскому еженедельнику Al Musawwar отвергал возможность использования нефти в качестве инструмента политического давления на Запад [53].

Отказывая Саудовской Аравии и Ирану в предоставлении квоты, администрация США руководствовалась целым букетом соображений: нежеланием биться с Конгрессом по этому вопросу, опасением попасть в зависимость от одной из стран в таком стратегически важном вопросе как поставки нефти, тревогой, что это станет триггером конкурентной борьбы за заключение аналогичных соглашений между арабскими и европейскими странами, наконец, нежеланием говорить «нет» давним и надежным поставщикам нефти из латиноамериканского региона.

Однако в этом уравнении со многими переменными был один постоянно действующий фактор: нарастающая радикализация «арабской улицы» в условиях отсутствия прогресса в ближневосточном урегулировании. Ни Москва, разорвавшая отношения с Израилем после Шестидневной войны 1967 года, поражение в которой столь остро переживалось арабской общественностью, ни Вашингтон, взявший курс на построение особых отношений с Израилем, в силу комплексности своих внешнеполитических приоритетов не смогли адекватно ответить на все более настойчивые требования найти выход из конфликта [54].

1.5. Тупики арабо-израильского урегулирования и пересмотр нефтяного status quo

Это может показаться удивительным, но вопрос об арабо-израильском урегулировании был далеко не приоритетным в контексте разворачивавшейся разрядки между Москвой и Вашингтоном. Несмотря на запуск отдельных инициатив У. Роджерсом, а также обсуждения по «тайному каналу» проблемы Ближнего Востока в рамках подготовки исторического визита Никсона в СССР в 1972 году, на Московском саммите были согласованы лишь 10 пунктов «Общих рабочих принципов решения конфликта на Ближнем Востоке», которые так и остались тайной для публики. Американский президент прямо заявил советским коллегам, что «Ближний Восток не является такой острой проблемой, каковой является сейчас Вьетнам, однако в перспективе эта проблема может стать значительно серьезнее». Он также заметил, что вокруг конфликта накипело слишком много страстей, и высказал мнение, что «никакое публичное выступление не в силах его разрешить – добиться урегулирования можно, только если две сверхдержавы окажут влияние в конфиденциальном порядке» [55].

Так или иначе, эти результаты глубоко разочаровали региональных игроков, и их реакция не заставила себя долго ждать. Египет, для которого, как напишет в своей автобиографии президент А. Садат, результаты Московского саммита стали ударом [56], и Саудовская Аравия достигли консенсуса в отношении силового сценария в арабо-израильском противостоянии. В обстановке, когда значение ближневосточной нефти для развитого мира только возрастало, мысль о возможности и необходимости «нефтяной атаки» в случае следующей войны как будто витала в воздухе, тем более что опыт использования этого оружия у арабских стран уже имелся.