Билл Франсуа - Красноречие сардинки [Невероятные истории подводного мира] [litres]

Аборигены были не единственными австралийцами, ведущими диалог с морскими животными. Английское поселение Иден в Новом Южном Уэльсе, на юго-востоке Австралии, больше ста лет поддерживало необычную дружбу между людьми и косатками.

Наверняка диалогу с косатками английских китобоев научили местные рабочие, аборигены племени юин. В те времена – в 1860-е годы – на горбатых китов охотились с ручными гарпунами, перемещаясь на простых гребных лодках. Работа опасная, но необходимая для существования в изолированных регионах. Александр Дэвидсон и его сын Джон, опытные мастера по ремонту морских судов, ввязались в эту авантюру.

Семья Дэвидсон отличалась строгой приверженностью протестантским моральным принципам. Они были убеждены, что один и тот же труд заслуживает одинакового вознаграждения, и потому выплачивали одну и ту же зарплату и работникам-аборигенам, и белым, что в те времена было исключительной редкостью. Так они завоевали признательность и уважение людей из племени юин, которые в благодарность научили их просить помощи у косаток, охотясь на китов. И Дэвидсоны заключили с косатками союз, превративший их в главных экспертов порта Иден по китобойному промыслу.

Косатки патрулировали прибрежные воды и, заметив проплывающих китов, били хвостами по поверхности воды, предупреждая охотников. Жители Идена слышали громкие звуки этих ударов с берега и быстро спускали на воду свои вельботы. Группа косаток сопровождала и направляла гарпунеров, а также загоняла кита им навстречу. Люди и косатки разработали систему сигналов, основанную на ударах по воде веслом или хвостом, и так разговаривали друг с другом в процессе охоты, сообщая, какие маневры следует выполнять. Главным условием этого союза являлось соблюдение “закона языка”: охотники должны были в качестве вознаграждения отдавать косаткам язык кита, самый лакомый кусок добычи. Между людьми из Идена и стадом косаток установилось настоящее товарищество, а не просто обмен полезными приемами обеспечения и тех и других пропитанием. Каждая косатка имела собственное имя и свою индивидуальность. Особенно прочная дружба завязалась между Старым Томом, самцом с мощной харизмой, и младшим сыном Дэвидсонов Джорджем, праправнуком первых китобоев.

Сородичи доверили Старому Тому важную миссию: предупреждать людей и быть посредником между косатками и охотниками. Последние прозвали его “юмористом”, поскольку он часто шутил: любил держаться за канаты лодок, вцепляясь в них зубами. Ему нравилось, когда гребцы тащили его за собой. Еще он забавлялся, тормозя их движение и играя с ними в перетягивание каната. Но когда стартовала охота, Том, напротив, сам тащил вельботы, ухватив канат пастью, и направлял лодку к китам, позволяя гребцам сэкономить силы. От этого у него постепенно стерлись зубы. Если кто-то из моряков падал в воду, Старый Том приплывал на помощь, поддерживал упавшего на поверхности и защищал от акул. Джордж Дэвидсон часто плавал в море со Старым Томом просто ради удовольствия. Он считал эту косатку членом семьи. Косатки заботились об экипажах его вельботов, а в ответ Джордж Дэвидсон охранял косаток. Он добился принятия защищающего их закона, требовал задержания норвежских китобоев, охотившихся на них, и освобождал косаток, если те запутывались в сетях. Дружба между людьми и косатками продолжалась три поколения, между 1840 и 1930 годами. Она подтверждается драгоценными свидетельствами очевидцев, фильмами и фотографиями. Пока в остальном мире конструировали корабли с мощными двигателями и гарпуны с разрывным зарядом, уничтожавшие популяции китов в промышленных масштабах, в порту Идена лелеяли и укрепляли дружбу с косатками, а на китов охотились в вельботах, чтобы брать у моря лишь то, что было необходимо для выживания.

Старый Том

Горе тому, кто предаст море. В 1930 году сезон был для Идена очень неудачным: норвежские китобои истребили столько китов, что их уцелело совсем немного и еще меньше оказалось в районе Идена. Фермер по фамилии Логан нанялся гарпунером на вельбот Джорджа Дэвидсона в тот день, когда Старому Тому удалось загнать небольшого кита и помочь поймать его. Кит был очень худым и, вероятно, последним в сезоне. Когда пришло время отрезать долю косатки, Джордж и Логан поспорили. Логан утверждал, что кит слишком мал, чтобы делить его с косатками, и жира от него не хватит на освещение на всю зиму. Со своей стороны, Джордж считал необходимым соблюдать незыблемый “закон языка”, как это делали его родители и деды, а до них аборигены. Надвигался шторм, нужно было срочно возвращаться в порт. Логан разозлился и приказал доставить кита на сушу. Джордж не смог ничего поделать, поскольку Логана поддержал экипаж. Старый Том сопровождал вельбот, не веря, что его обманут, и полагая, что это такая игра. Он пытался схватить кита и притормозить лодку, удерживая канат. Но экипаж ускорил движение к порту. Игра в перетягивание каната стала для Старого Тома последней и закончилась печально. Он потерял в ней несколько зубов, а китоловы отняли у него язык кита, причитавшийся ему по праву. Дочь Логана, оказавшаяся в тот день на борту, рассказывала потом, что, когда раненая косатка, разочаровавшись, ушла на глубину, ее отец прошептал: “Господи, что я наделал!” Косатки больше никогда не приплывали на помощь китоловам Идена. А его жители, лишившись помощи косаток, не поймали с тех пор ни одного кита.

Через несколько месяцев после этого предательства моряки нашли тело Старого Тома в одной из ближайших бухт. Наверняка потеря зубов обрекла старое животное на голодную смерть. Терзаемый угрызениями совести Логан финансировал строительство часовни, где и сегодня можно увидеть скелет Старого Тома и предметы, напоминающие о разорванном союзе с океаном. Порт Иден существует по-прежнему, утраченный рай преданной дружбы.

Кое-какие традиции диалога между людьми и морем сохранились и в наши дни.

Взаимопонимание между людьми и дельфинами – не новость. Уже Плиний Старший писал: рядом с современным Палавас-Ле-Фло, в соединенном с морем водоеме, который он называл Латера, окрестные жители завязали удивительную дружбу с дельфинами. Во время ежегодной миграции кефали, по словам Плиния, “весь народ” собирался на пляже и призывал дельфинов, хором громко скандируя: “Симон! Симон!” – так, чтобы крики уносил северный ветер. Если верить Плинию, это имя напоминало латинское Simus , то есть “Курносый”, и дельфины, способные к самоиронии, понимали, что зовут их, и приплывали, радуясь, что люди ласково подшучивают над их носами. В результате афалины большими стаями собирались вдоль пляжа, загоняли кефаль в сети рыболовов и, прячась за спинами последних, тоже под шумок лакомились рыбой.