Алексей Цветков - Синемарксизм [litres]

Сомневающийся агент находится под впечатлением этого культа, но не присоединяется, ибо он занят слежкой за артистичными грабителями банков, обеспечивает неприкосновенность капитала и подавление системой калифорнийской контркультуры до приемлемого уровня. Показательно, что из ремейка фильма (2015) это полностью ушло, свелось к параду трюков, заменилось на неубедительный экологический, в духе нью-эйджеров, пафос.

Постепенно революционер стал сценарным персонажем со стандартным набором характеристик. Из «Панчо Вильи» мы узнаем, что лидер восставших мексиканских крестьян все делал только для того, чтобы попасть на экран. В «Легендах Риты» Шлёндорфа две Германии, сжимаясь, давят бывшую революционерку, как ножницы. Две судьбы марксистского проекта: недостижимый, в ФРГ, был двигателем всей жизни, реализуемый, в ГДР, стал тормозом на пути. Герильерос остается только погибнуть на исчезающей немецко-немецкой границе. Став целью, а не средством, революция превращается в духовную практику и откровение для избранных.

«Стать террористом означает просто перестать быть заложником» – из этой фразы, сказанной бомбисткой на суде, вырос весь фильм Шлёндорфа. Невозможность и нежелание вернуться в общество, против которого ты восстал, но результата не добился. В «Баадере» (2002) все проще. Немецкое вооруженное подполье 1970-х – компания неуравновешенных лузеров, так и не выросших детей, воспитанием которых никто вовремя не занялся. На роль «воспитателя» годится мудрый полицейский служака. Вымышленный диалог между Баадером и полицейским продиктован реальной фразой Хорста Герольда, верховного комиссара по искоренению партизан, сказанной уже после смерти Баадера: «Он был единственным, кто полностью понимал меня, а я единственным, кто понимал его». Такая взаимная ясность не исключала войны. Наоборот, делала войну неизбежной. Это кино вообще снято без симпатий к жертвам городских партизан, но с явной симпатией к немецким органам правопорядка. Многих возмутила недостоверность финала: нет никакого «самоубийства» Андреаса Баадера в тюрьме (о правдоподобности которого историки до сих пор спорят), а есть романтическая смерть «экзистенциального бунтаря» (по-ковбойски стреляющего с двух рук) от полицейских пуль, т. е. цитата скорее из «Забриски-пойнт», чем из реальной истории. Такое «голливудское» упрощение позволило выдвинуть «Баадера» на «Оскар» от Германии.

В основе сценария другого фильма на ту же тему, «Комплекс Баадер-Майнхоф» (2008), – книга Штефана Ауста, редактора «Шпигеля» (с 1994-го по 2008-й), а в молодости близкого к немецкому подполью левого активиста. В книге, конечно, нет столь калорийной попсы, но сам Ауст фильм хвалит за то, что в нем мало политики и много «психологии». Времена изменились. Когда-то любая «личная драма» понималась интеллектуалами как частный случай общей социальной проблемы; теперь строго наоборот, любая политика сводится к личной мелодраме.

Счет фильмов о немецких «городских партизанах», как они сами себя называли, давно пошел на десятки. Это целый жанр. Вышло так потому, что этим опасным людям удалось в 1970-х поднять свою жизнь и смерть на уровень античной драмы и теперь для европейской памяти они кто-то вроде героев Эсхила, разрываемых неразрешимыми вопросами. На пике их активности каждый четвертый молодой человек в Германии считал их лидера Баадера героем, а не преступником. Откуда эта аура?

Эпический пафос их общей судьбы до сих пор завораживает столь многих, потому что у «герильерос» не было очевидного и понятного мотива убивать и умирать. Почти все они были из вполне благополучных семей, учились в неплохих университетах; да, тусовались в левацких клубах, громко кричали на демонстрациях, читали «Маркса-Мао-Маркузе», но из этого еще не следует вооруженного подполья, ограблений банков и демонстративной смерти в тюрьме. Их стиль соединял в себе дерзость тогдашних рок-звезд и юмор университетских гуманитариев с фанатизмом русских народовольцев. Как будто для них действительно было очевидно, что смерть («революционное самоубийство») в борьбе несравнимо лучше бессмысленной жизни при капитализме.

Из множества фильмов о немецких «свинцовых днях» нам известен типаж – впечатлительные девочки из религиозных семей, разочарованные в религии, но не утратившие пафоса противостояния господствующему злу. Че Гевара заменил им Христа.

Было у них и собственное кино. Основательница вооруженной группы Гудрун Энслин снялась обнаженной в авангардном студенческом «Абонементе», а Ульрика Майнхоф до перехода на нелегальное положение снимала фильм «Сопротивление».

Завышенные требования к миру неизбежно толкают левых мечтателей в объятия антисемитов и экзотических диктаторов-людоедов – вот главная мораль фильма «Операция „Шаровая молния“» («Энтеббе») (2018) Жозе Падилья.

Ты изучаешь критическую теорию марксизма («Никакое оружие критики не заменит нам критики оружием»), оклеиваешь стены яркими радикальными плакатами, ходишь на демонстрации, толкаешься с полицией, разочаровываешься в системе, объявляешь ей войну, ищешь союзников по всему миру, угоняешь самолет, и вот ты уже в гостях у африканского лидера, который держит дома большой холодильник с расчлененными трупами не понравившихся ему подданных. Он приветливо хлопает тебя по плечу.

Революция у Бертолуччи в «Мечтателях» всего лишь шум за окном, саундтрек к подростковым сексуальным опытам юных эстетов. Даже случайная пуля, которая должна сразить американского туриста на баррикаде в 1968-м, убрана режиссером из сценария, чтобы никого не травмировать. Сравнение фильма с изначальным романом показательно: треть книги занимают сцены баррикадных боев и политических дискуссий, которые не понадобились в кино. А ведь это был год, когда даже терьер в парижской квартире Кортасара отзывался на кличку Адорно.

Когда-то Бертолуччи видел революцию иначе. В его «Двадцатом веке» итальянские крестьяне поднимали управляющего на вилы под музыку Энио Морриконе, импотенция правящего класса была причиной для самоубийства аристократа, а главная мораль становилась очевидной сразу же: если красные вовремя не сделают революцию, придут коричневые.

В «Дневнике мотоциклиста» будущий команданте Че, а пока студент-медик, принимает окончательное решение посвятить себя народу в лагере для прокаженных. Юноша, помогавший обреченным на смерть, поражен концертом, который они устроили в его честь. Этот праздник становится метафорой судьбы всего континента. В тот вечер студент решает больше не возвращаться домой и вылечить весь мир. Аргентинский «Че Гевара» 2008-го – попытка обойтись без позиции. Че показан как великий человек в контексте эпохи, и это ЖЗЛ просто работает на бренд «аргентинскости», наряду с Эвитой Перон, пляжами и футболом. После просмотра остается чувство, что команданте делал все, конечно, правильно, но жил лет пятьсот назад и к нам его цели и задачи не имеют никакого отношения. Фильм можно показывать в школах на уроках истории XX века как экранизированную хронику.