Том Филлипс - Homo sapiens? Как мы все про***ли [litres]

История науки – относительно приличное повествование по одной причине – наука (по крайней мере в теории) начинается с разумного, но обесценивающего себя же предположения, что большая часть наших представлений об устройстве мира окажется ложной. И научные методы нужны, чтобы спрямить тропинку к истине, найти верное решение, и это происходит постепенно, то есть со временем мы оказываемся все менее и менее неправы. Итак, у вас есть идея о том, как все устроено; чтобы проверить, если у нее право на существование, вы стараетесь отыскать то, что в ней может быть не так. Если вам не удается доказать, что вы неправы, вы делаете еще попытку или делаете попытку вверх ногами. И через некоторое время вы сообщаете миру, что вам не удалось доказать свою неправоту, после чего все остальные стараются доказать, что вы заблуждаетесь. Если ни у кого из окружающих это тоже не получится, медленно они начнут свыкаться с мыслью, что вы можете оказаться правы или по крайней мере чуть менее неправы, чем выразители альтернативных точек зрения.

Конечно, в реальности все происходит немного не так. Ученые похожи на остальных людей: они тоже исходят из той опасной предпосылки, что их взгляд на мир – правильный, игнорируя всех, кто с этим спорит. А потому все инструменты науки – рецензирование, повторение экспериментов и прочее – нужны как раз для того, чтобы пресечь это безобразие. Но это не слишком эффективная «защита от дурака», потому что групповое мышление, мода, политическое давление и идеологические шоры тоже встречаются в жизни ученых.

Вот так можно получить критическую массу ученых из разных научных институтов разных стран, которые убеждают себя, что видят одну и ту же воображаемую субстанцию. И сага о поливоде – не единственный такой случай: за шесть десятилетий до того научный мир потрясло открытие совершенного нового вида излучения. Эти замечательные лучи (которые оказались мифическими) назвали Н-лучами. Они были «обнаружены» во Франции и имя свое получили по городу Нанси, где работал Рене Блондло, обладатель многих почетных званий и наград, признанный физик-экспериментатор большого таланта и усердия. Это было в 1903 году, менее чем через 10 лет после открытия рентгеновских лучей ( X -лучей), которое «запустило волну» через эту научную область, и потому люди с понятным трепетом ожидали, что могут быть открыты и новые виды излучения – там, здесь и повсюду. Более того, как и в случае с поливодой, речь шла о международном соперничестве. Рентгеновское излучение было открыто в Германии, но французам также хотелось урвать немного научной славы.

Блондло впервые обнаружил Н-лучи случайно. По правде говоря, он занимался исследованием рентгеновских лучей. Оборудование для его экспериментов порождало искру, которая становилась ярче при прохождении рентгеновских лучей, и ни с того ни с сего он заметил вспышку, которая не могла быть вызвана никакими лучами в тот момент времени. Он копал глубже, собирал новые данные и весной 1903 года объявил о своем открытии в журнале Французской академии наук. И довольно быстро значительная часть представителей научного мира помешалась на Н-лучах… В следующие несколько лет более 120 ученых опубликовали более 300 работ о необычайных свойствах новых лучей (сам Блондло написал 26 из них). А Н-лучи и вправду демонстрировали интригующие качества. Их испускали пламя определенного вида, раскаленное железо и Солнце. Как установил коллега Блондло, Августин Шарпентье, их испускали также живые существа и ткани: лягушки и кролики, человеческий мозг и бисепцы. Н-лучи могли проходить сквозь металлы и дерево, могли передаваться на расстояние по медному проводу, но не могли преодолевать преграду в виде воды и каменной соли. Их можно было сохранять в кирпичах. К несчастью, не всем столь же успешно удавалось воспроизводить и наблюдать Н-лучи. Некоторые другие именитые ученые так и не смогли убедиться в их существовании, хотя Блондло очень любезно делился своими методами. Возможно, потому что их было чрезвычайно сложно обнаружить: к тому моменту Блондло стал выявлять их при помощи не искры, а фосфоресцирующего листа, который демонстрировал мягкое свечение под воздействием Н-лучей. Проблема была в том, что перемена в свечении этого листа была столь неприметна, что уловить ее можно было лишь в совершенно темном помещении и только по прошествии 30 минут, которые требовались на темновую адаптацию глаз экспериментаторов. Да, и лучше всего было заметно, если смотреть на лист не прямо, а искоса. И все потому, что ни одна пара глаз не станет шутить с хозяином шутки, если он просидел в темной комнате полчаса, искоса глядя на слабое свечение.

Скептики, не признававшие Н-лучи – а таких было много, – не могли не заметить одну красноречивую особенность помешательства на новом виде излучения: вообще все ученые, которым удалось зафиксировать Н-лучи, были французами. Имелась пара исключений в Англии и Ирландии, но в Германии или США узреть лучи никому не удалось. И этот факт стал порождать не только скептицизм, но и явное раздражение. Так, Французская академия наук выделила работу Блондло одной из наиболее престижных наград во французском ученом мире. И вслед за этим событием немецкий кайзер приказал Генриху Рубенсу, одному из ведущих специалистов по излучению, воспроизвести эксперимент Блондло, на что тот убил две недели, но вынужден был униженно отступить.

Все это сподвигло Роберта Вуда, американского физика, навестить Блондло в его лаборатории в Нанси во время визита в Европу по случаю научной конференции. Блондло был рад поприветствовать Вуда и продемонстрировать ему свои последние открытия, но у Вуда был немного другой план. Одним из наиболее странных свойств загадочных лучей было то, что они, подобно тому, как свет преломляется, проходя через стеклянную призму, преломлялись, проходя через алюминиевую призму, – в результате на листе возникал своеобразный узор. Блондло с удовольствием продемонстрировал это Вуду, зачитывая вслух результаты расчетов для распределения элементов спектра. Вуд затем спросил его, не согласится ли он повторить эксперимент, и Блондло тут же согласился. Вуд же выступил суровым надзирателем от науки или, говоря другими словами, разыграл Блондло. В темноте, пока Блондло не видел, он просто-напросто сунул призму в карман. Не подозревая, что его экспериментальная конструкция лишилась важнейшего компонента, Блондло продолжил фиксировать длины волн спектра, которого не могло там быть.

Вуд подытожил свои наблюдения в обходительно-разоблачительном письме в журнал Nature осенью 1904 года: «Проведя три часа или более за наблюдением разнообразных экспериментов, я не только неспособен сообщить о каком-либо свидетельстве, подтверждающем существование лучей, но и твердо убежден, что те немногие опыты, что дали положительные результаты, были в той или иной мере заблуждением». После этого интерес к Н-лучам сошел на нет, хотя Блондло и несколько других уверовавших не поддались общественным настроениям, не оставляя попыток доказать, что все это время они изучали отнюдь не мираж.