Том Филлипс - Homo sapiens? Как мы все про***ли [litres]

Истории о поливоде и Н-лучах должны насторожить нас всех: даже ученые попадают в те же ловушки, что и мы все. Но это также истории о том, как наука… работает, да. Хотя в ретроспективе ажиотаж вокруг обоих открытий, мягко говоря, не сделал чести некоторому количеству профессионалов высокого класса, ни одно из увлечений не продлилось более нескольких лет – скепсис и жажда надежных доказательств взяли верх. Так держать.

Однако эти примеры относительно безобидны, а ведь имело место огромное множество ложных открытий, которые не просто подмочили репутацию парочке ученых. Например, построения Френсиса Гальтона.

Несомненно, Гальтон был гением и полиматом, но также и странноватым типом, жуткие идеи которого привели к ужасным последствиям. Он приходился Чарльзу Дарвину двоюродным братом и добился значительных успехов во многих дисциплинах: он был пионером научной статистики и ввел понятие корреляции, его работы в столь далеко отстоящих друг от друга областях, как метеорология и криминалистика, все еще актуальны – мы все так же составляем карты погоды и идентифицируем людей по отпечаткам пальцев.

Он был помешан на измерении всего подряд и применении научных критериев ко всему, что попадало ему под руку: среди писем, опубликованных в журнале Nature, есть одно, в котором оценивается число мазков на картине (тогда ему как раз жутко надоело позировать для портрета), и еще одно от 1906 года, озаглавленное «Разрезание круглого пирога согласно научным принципам» (в двух словах: не отрезайте бортики – лучше всего прямые надрезы, проходящие через центр, чтобы после можно было соединить части и не дать им зачерстветь).

Но его увлечение завело его дальше английских застольных хитростей. Ради одного из наиболее одиозных своих расследований Гальтон кружил по городам и городишкам Британии, чтобы после показать на карте, в каких районах женщины наиболее привлекательны. Он садился в неком общественном месте и прятал в кармане маленьких прибор, который он сам называл дыроколом. Это был наперсток с иголкой, которой он прокалывал дырки на размеченном листке бумаги – так он фиксировал свое мнение на счет сексуальной привлекательности всякой проходившей мимо женщины. Конечным продуктом его трудов стала национальная карта красоты, во многом похожая на его погодную карту, согласно которой женщины Лондона были наиболее симпатичными, а женщины Абердина – наименее. Во всяком случае с точки зрения статистика-извращенца, делавшего пометки о годности прохожих при помощи иголки в своем кармане, а такое мнение, согласитесь, не самое объективное.

И то же самое сочетание качеств – потребность измерять человеческие особенности и полное безразличие к человеческой сущности тех, кого он измерял, – помогло Гальтону внести свою печальную лепту в мировую науку. Я о его изобретении евгеники. Он твердо верил, что гениальность наследуется и что успех человека в жизни обусловлен его внутренней природой, а не благоприятным стечением обстоятельств. И потому он верил, что браки между людьми, «породу» которых стоит продолжать, должны поощряться, возможно, даже материально, чтобы улучшить качество человеческой массы; линии же нежелательных личностей, например слабоумных или нищих, нужно пресекать.

В первой трети XX века евгеника стала популярна по всему миру, и на Гальтона (жизнь его уже близилась к концу) смотрели как на героя. 31 американский штат принял закон о стерилизации: к тому времени – в 1960-х годах, – когда последний из штатов отменил его, более 60 000 человек в психиатрических лечебницах США были насильно стерилизованы, причем большинство из них были женщинами. Сходное число людей были стерилизованы в Швеции, правительство которой боролось за «этническую гигиену», и только в 1976 году меру наконец запретили. И конечно, Германия нацистов… Но вы и сами знаете, что там произошло. И сомневаться не приходится, что Гальтон был бы в ужасе, если бы прожил достаточно, чтобы узнать, что творят во имя «науки», которую он основал. Впрочем, это не делает его идеи ни на грамм менее безумными.

Но был ведь еще Трофим Лысенко, советский агроном, до безобразия плохие предложения которого стали причиной голода и в СССР (см. главу 3), и в Китае. В отличие от Гальтона Лысенко не отметился никакими положительными научными достижениями, которые могли бы сгладить впечатление о нем. Он просто был совершенно неправ. У Лысенко была довольно заурядная родословная, но он быстро продвигался по карьерной лестнице благодаря тому, что однажды отрапортовал о разработке «яровизации» семян, которая позволяла получать более ранние и устойчивые к холоду культуры. В конце концов он стал любимчиком Сталина, и это помогло ему в насаждении своих бредовых идей среди прочих разумных членов советского научного сообщества.

Да, эти идеи не были верными. Даже близко. Однако они подходил под идеологические предрассудки начальников Лысенко. Несмотря на то, что генетика как наука уже вполне сформировалась к 1930-м годам, Лысенко полностью проигнорировал ее и даже отрицал, что гены вообще существуют, потому что проповедовал индивидуалистический взгляд на мир. Генетика предполагала, что реакции организма стабильны и неизменны, тогда как Лысенко утверждал, что, изменив среду, можно улучшить организм и что эти изменения унаследует потомство. Если среда будет правильной, одни культуры могут даже обращаться в другие – так он учил. Семена зерновых следовало, согласно его наставлениям, высаживать ближе друг к другу, поскольку растения одного «класса» не станут бороться за ресурсы. Все это было чушью. Более того, это было совершенно очевидно: все попытки применить эти наставления на практике заканчивались потерей урожая. Но это не остановило Лысенко: он нисколько не потерял в политическом весе и продолжил борьбу со своими научными оппонентами – тысячи советских биологов были уволены, оказались в тюрьмах или были убиты, и все потому, что отказались предать генетику и смириться с лысенковщиной. И только в 1964 году, когда Хрущев отошел от власти, шарлатан Лысенко также был смещен со всех постов. Его след в истории – миллионы смертей и отставание советской генетики на десятки лет.

Ошибки Лысенко были поддержаны коммунистами, а следующий случай – исключительно капиталистический. Это история о человеке, который сумел совершить не одну, а целых две наиболее чудовищных ошибки в истории науки, и это за какие-то десять лет.

В 1944 году инженер, химик, гений и изобретатель Томас Миджли-младший, открытия которого во многом поспособствовали формированию современного мира, умер в возрасте 55 лет в своей постели. Такая смерть может показаться довольно мирной, но только не в этом случае. Несколько лет назад после обострения полиомелита его парализовало ниже пояса, и Миджли не мог смириться с унижением, которое означала бы посторонняя помощь в перемещении из постели и назад, а потому и здесь он нашел применение своему таланту изобретателя. Миджли создал сложную систему рычагов, чтобы справляться с этим самостоятельно. И все это весьма славно функционировало вплоть до того дня в ноябре: что-то пошло не так, и его нашли задушенным веревками его же механизма. Есть горькая ирония в том, как он умер, но Томас Миджли упоминается в этой книге по другой причине. Он упоминается здесь, потому что – и в это сложно поверить – тот факт, что его убило его собственное изобретение, не дотягивает до уровня двух других катастрофических просчетов в его жизни. Вообще говоря, какой меркой ни измерь, его следует считать одним из самых незадачливых людей.