Валерий Полищук - Пути в незнаемое

Причудливый рисунок вычерчивает Луна в мировом пространстве. Ее обращение вокруг Земли — не просто по кругу, а по вытянутому эллипсу, ось которого совершает еще небольшое круговое движение. Поэтому Луна в разное время находится на разном расстоянии от Земли и видна под разными углами зрения. К тому же, следуя за Землей, описывает она особую кривую по отношению к Солнцу, и лунная орбита проходит в другой плоскости, чем орбита Земли, — обе плоскости пересекаются под углом, который тоже со временем меняет свою величину. И еще собственные вращательные движения Луны. И еще тяготение других планет… Не один десяток всевозможных движений числится за Луной. Запутанный клубок условий, который надо размотать, протянув путь математических расчетов, чтобы сказать: вот когда будет то положение трех тел на одной прямой, которое и приводит к лунному затмению.

Две доски, обтянутые кожей, обнимают этот том, как плотно закрытые дверцы. Не так уж много страниц между ними, но они содержат текст, совершивший один из величайших переворотов в науке: Исаак Ньютон, «Математические начала натуральной философии». Основа всей теории движения небесных тел. Том, отпечатанный и переплетенный в кожу не где-нибудь, а здесь, в самой академии, в соседнем дворике, где за окошками старого дома тихо работает какой уже век собственная академическая типография, ставящая на своих изданиях все тот же знак Святого общества Иисуса. Ученые иезуиты приложили к Ньютону свое обширное предисловие с отрицанием всего того, на чем возводилось здание его теории — духа и буквы учения Коперника. Так, считалось, еще допустимо заглядывать в этот том для негласного ознакомления. А сейчас Мартин Почобут извлек его из шкафа и перенес на свой стол, приступив к «лунной задаче». Нет, не ради предисловия, не сверяться с ним. А ради того, чтобы сверять все по Ньютону.

Многолетние наблюдения за Луной, справочники, таблицы… Только опираясь на широкий круг сведений, добытых другими, можно сделать и какие-то собственные выводы.

Довольно давние таблицы Джованни Кассини, первого директора Парижской обсерватории, известного тем, что установил три приближенных закона либрации Луны — периодических колебаний в ее вращении. Лунные таблицы Никола Лакайля, французского астронома, который своими исключительно строгими измерениями дал возможность установить точное значение параллакса Луны — важную угловую величину, зависящую от вращения Земли и от движения Луны вокруг Земли. Таблицы досточтимого доктора Джеймса Брадлея, директора Гринвича, открывшего аберрацию света. Таблицы Клода Клеро, французского математика, получившего премию Петербургской академии наук за блестящий мемуар с теоретическим обоснованием методов вычисления места Луны для любого времени. «Эфемериды» и таблицы господина Лаланда, а также уже знакомого Гелла из Вены. Таблицы Тобиаса Майера из Геттингена. Ежегодник «Боннские Эфемериды»… Именитая международная компания, можно сказать, собиралась у него за столом в Вильно, обсуждая вопросы лунных затмений. Результаты наблюдений. Методы расчетов.

Изучая, анализируя, сопоставляя накопленный материал своих «собеседников», их выводы, выстраивал он столбцы подсчетов. Привлекая в ход вычисления все, что знала астрономия его времени. Параллакс, аберрация света, расширение земной тени, тяготение небесных тел… И еще явление прецессии, — Земля вращается как волчок, и ось ее вращения движется по круговому конусу под влиянием Солнца и Луны. Не надо только пытать его прямым вопросом: «Ага, все-таки вертится?» Оставим ему говорить языком научных терминов. И может быть, прятаться за ними.

Цифры, полученные после всех вычислений за его столом, — часы, минуты, секунды; градусы, минуты, секунды — сказали: затмение Луны должно произойти 24 февраля наступающего 1766 года. В Париже оно начнется в 6 часов 35 минут и 48,04 секунды. А в Вильно — в 8 часов 9 минут и 13,04 секунды. Будет длиться два часа с лишним (минуты, секунды). Будет неполным, — лишь такой-то сектор Луны закроется земной тенью. Затем пересчет сроков затмения и для Варшавы, и для Кракова, и для Гданьска.

Свои расчеты изложил он в виде краткого мемуара. Пунктуально перечислил все источники и труды, на которые опирался. Не забыл ни одного имени из тех «собеседников», что собирались все эти месяцы за его круглым столом лунной темы. Воздал должное теории Ньютона, называя ее «небесной физикой». Только одного имени не упомянул он в трактате. Коперник, идеи которого, система которого лежит в основе всего того, что знает современная астрономия с ее новейшими методами и достижениями. Пусть кто знает все это, тот знает, но запретное имя не должно открыто звучать. Мемуар пойдет в академическую типографию, а там никогда не дремлет всевидящее око ордена. Так, ему казалось, он заключает мирный договор между своей наукой и своей церковью. Если он вообще возможен, такой «мирный договор».

«Исчисление затмения Луны, имеющего быть 24 февраля 1766 года» — тоненькая тетрадочка в несколько страниц. Отпечатанная на латыни, потом на французском. Разосланная поспешной почтой по адресам обсерваторий Европы. И еще всем его живым «собеседникам», и господину Лаланду в Париж, и профессору Геллу в Вену.

…Было ожидание. Подтвердится или не подтвердится?

Ожидание, когда Почобут и Стрецкий отсчитывали часы, минуты, секунды, уставившись в небо. Сияла полная Луна, освещая крыши старого Вильно в белых снегах, накладывая призрачные тени. Только в полнолуние может произойти затмение. Маятник Эликота отстукивает последние мгновения… И вдруг что-то происходит с левого края Луны, какое-то помутнение, еще темнее, словно кто-то отщипнул от этого светлого края узенькую полоску. Первое касание земной тени. Начало затмения. Подтвердилось!

Подтвердилось по всем указанным в его «Исчислении» пунктам. Начало, медиум, величина сектора покрытия, конец.

И еще более томительное ожидание. Пока не стали приходить отклики из других обсерваторий, от тех, кому был послан мемуар. Подтвердилось! Почобут с помощником, конечно, могли бы торжествовать успех. Но между ними не принято было шумное проявление чувств. Каждый молча занимался своим делом, — и журналы наблюдений обсерватории пополнялись все новыми и новыми данными.

А мир астрономов еще раз убедился, что в Литовском крае, в городе Вильно, работает серьезный наблюдатель-исследователь.

Его «королевская» обсерватория. Большой зал, над ним зал поменьше. Колонны, арки, лепные украшения. Красиво. Но оборудование, приборы и инструменты… Как все это не по-королевски! Особенно в сравнении с тем, что видел в Марселе, в Италии. Пожалуй, только секстант Каниве, с которым он выходил на Полярную для определения широты, отвечает нужным требованиям. Остальное — в общем-то вчерашний день, любительский уровень, как было еще при профессоре Жебровском, собиравшем от даяний местных богачей. Для практических занятий со студентами — еще как-нибудь. Но для серьезных наблюдений, — прости меня, Урания, богиня астрономии!