Валерий Полищук - Пути в незнаемое

«Умей слушать другого, это всегда может быть полезно», — использовал в английских встречах Мартин Почобут старое правило, внушаемое в иезуитских школах. И так к себе расположил, что довольно скоро был введен в «святая святых» — в тесный замкнутый круг именитых мастеров инструментов. Большой мастер соглашается делать не для всякого. Мастерская Джесси Рамсдена, мастерская Питера Доллонда… Им не надо было долго приглядываться к приезжему, чтобы убедиться: сделанная ими вещь попадет не в пустые руки. Он смог заказать у них все, что считал нужным для своей обсерватории. Телескопы с ахроматической оптикой, объективы особой обработки. Приспособления с предметным микрометром для точной наводки. Теодолит непременно с двумя трубами и буссолью. Ему нужна полуденная труба. Ему нужен зенитный сектор… Только жесткий счет червонцев, лежащих в его дорожном ларце, мог ограничить этот безудержный аппетит на новые приобретения.

Было еще тайное желание. Заполучить большой стенной квадрант для точных угловых измерений в небесах — подобный тому, что видел в одном из павильонов Гринвича. Но куда поместить у себя в академии такую махину? Потребовалось бы совсем особое помещение. (Архитектор Кнакфус как бы погрозил ему пальцем из Вильно.) Пришлось удовольствоваться квадрантом малым, всего двухфутовым.

Так или иначе самое необходимое было заказано. Можно быть уверенным: будет исполнено в срок, исполнено в наилучшем виде. Слово мастера здесь прочнее всяких ручательств.

Почти полгода провел он на Британских островах. Был еще в Ричмонде, где находится тоже «королевская» обсерватория. Кембридж и Оксфорд с их университетскими обсерваториями. Всюду следовал своему правилу: больше увидеть, больше узнать.

Обратный путь. Выбрал его таким, чтобы непременно попасть в Париж. Там же Лаланд! Пять лет назад не удалось до него добраться — пришлось уходить из Марселя в другую сторону. С тех пор имя Лаланда стало еще более притягательным. Новые глубокие исследования, объединяющие усилия астрономов разных стран. И среди них такое, что особенно побуждало с ним встретиться.

Лаланд оповестил ученый мир о том, что вскоре должно совершиться прохождение Венеры по диску Солнца. Явление, само по себе уже вызывающее всеобщий интерес. Но возлагалась также надежда, что оно позволит осуществить и большой космический опыт: установить более точно расстояние от Земли до Солнца. Лаланд рассчитал срок прохождения — 3 июня. Наметил наиболее благоприятные точки на земном шаре, откуда лучше всего будет производить наблюдения. Составил и отпечатал такую карту, разослал ее по многим обсерваториям. А в газетах и журналах опубликовал свои советы-инструкции. Воистину собиратель астрономического воинства!

Почобуту, конечно, не терпелось принять участие в этом «фестивале 3 июня». И обсудить все с самим Лаландом. Теперь ведь только переправиться через бурный по весенней поре Ла-Манш — а там прямиком на Париж.

Он так спешил поскорее на эту встречу, на один из парижских холмов, где стояла обсерватория Лаланда, что даже не воспринимал из окна кареты легкую, изящную прелесть французской столицы, особенно разительную после строгой, чинной красоты Лондона.

Жозеф Лаланд с первых же слов установил простой, дружественный тон общения, нисколько не рисуясь своей известностью. Директор одной обсерватории принимает директора другой обсерватории. Расспрашивал о Вильно, об академии. Прочитав рекомендательное письмо с тремя условными буквами, лишь неопределенно улыбнулся. И тут же перевел разговор на астрономические темы.

Все прояснилось во время вечерней трапезы. Почобут, став перед столом, сложив ладони, проговорил привычное благодарение деве Марии. Хозяин вежливо ждал, тоже стоя, чуть склонив голову, но молитвы не произнес. На вопросительный взгляд Почобута только сказал:

— Я уважаю ваше верование, ваши убеждения.

Явный призыв больше этого не касаться.

Что же касается астрономии, вопросов текущих наблюдений, тут они сразу нашли общий язык. Лаланд поддержал его намерение вступить в круг участников «фестиваля 3 июня». Расстелил свою карту с намеченными пунктами наблюдения, и оба пришли к выводу, что Почобуту лучше всего было бы отправиться к тому дню в Эстляндию, в Ревель — от Вильно не так далеко — и оттуда следить за прохождением Венеры с какого-нибудь возвышенного прибрежного места. Неплохой повод для начала их сотрудничества.

Осмотр обсерватории тотчас убедил, в каких более скромных условиях работает знаменитый астроном в сравнении с тем, чем располагают там, в Гринвиче, английские коллеги. Удивительно, как удается Лаланду при всем этом достигать таких блестящих, значительных результатов. Уменье? Талант? Он не носил звания «королевского астронома» и, видимо, не пользовался особой королевской милостью. То ли от высочайшего невнимания. То ли… Может быть, здесь, во Франции, подверженной всяким брожениям, перестают уже нуждаться в подобной чести?

Почувствовав в госте истинную жилку звездочета, Лаланд предложил ему «сыграть в четыре руки». Почобут так истосковался по наблюдениям за время своего длительного путешествия! И они провели несколько восхитительных ночей, сидя рядом на табуретах перед двумя телескопами, определяя по выбору положение небесных светил, их азимут, высоту и сравнивая затем свои результаты. Лаланд был азартный наблюдатель и ревниво воспринимал малейшее преимущество своего партнера. А виленский гость нисколько не собирался уступать в меткости глаза и точности отсчетов именитому хозяину. Соперничество, в котором можно было узнать друг друга как следует.

Тогда Лаланд и заговорил с ним о Меркурии. Красноватая планета, самая малая, как считалось, в солнечной системе и самая близкая к Солнцу. Ей посвятил он многолетние неустанные наблюдения. Пять сочинений по теории Меркурия, об особенностях его движений. Вся история изучения планеты за многие века, начиная еще с великих греков — Аристотеля и Птолемея, вплоть до последних дней. Лаланд составил подробные таблицы на Меркурия, распространил среди астрономов — с тем чтобы они проверяли и дополняли его выводы. А теперь он угощал виленского гостя своей планетой, показывая ее на заре перед восходом Солнца. С явным намерением и его вовлечь в число ее постоянных поклонников. Они уже рассуждают о том, чем мог бы Почобут, вернувшись в Вильно, пополнить общую «копилку Меркурия».

Взаимное доверие между ними росло. И все же Почобут как бы исподтишка приглядывался к нему. Подвергались одинаково воспитанию в иезуитской школе. Груз отеческой заботы ордена, который уже не оставляет своих питомцев, Почобут ощущает неотвратимо каждый день, каждый час. А что же он, Лаланд? Неужели для него все это прошло так бесследно?