Валерий Полищук - Пути в незнаемое

— Это особый разговор, — заметил Юлашев. — Ты отвлекся от проблемы гор, Николай Филиппович.

— Да, пожалуй. — Морозов вздохнул. — Эти леса, что мы видим вокруг, высажены за последние два десятилетия! Живут! И очень неплохо работают, во всяком случае охраняют склоны от новых размывов. Сейчас самое важное для нас — не допускать чрезмерного выпаса скота по склонам. Где пройдут цепочкой сто овец, там уже тропа. После первого же ливня — по тропе ручей. Потом щель, промоина. А как не усмотрели, так овраг. Значит, опять выполаживание, новый фронт работы?..

Вдали за лесом я приметил подвижное серое пятно. Стадо? Морозов тоже увидел и сказал, чуть повысив голос:

— Да, отара овец. Но они не в лесу пасутся, не на опушке даже, где густая трава. Мы убедились, что никакая разъяснительная работа среди пастухов, никакая угроза штрафа или другого наказания не срабатывает так безотказно, как сам вид молодого леса, его явная польза для всех, его красота. Берегут, вот что важно! А ведь башкиры — народ исконно кочевой, пастьба у них в крови, вековая традиция. И вот многие поступились этой традицией ради леса. Люди видят в лесе своего заступника от стихии. Потравы здесь — редкий случай. К лесу, к нашей работе у пастухов уважение.

— А колхозы вам помогают при облесении? Местные Советы? Или вы в одиночку?

— В одиночку мы — ничто, — ответил Юлашев. — Эрозированные земли нам передают охотно, но если на них есть хоть немного травы, то придерживают. У них плохо с выпасами. Мало их. В районе нашего объединения у колхозов тридцать тысяч гектаров голых склонов, все в промоинах, причем абсолютно бестравных — четыре-пять тысяч. На что они годны? Только на облесение. Словом, фронт для работы у нас имеется. Мы даже пытаемся делать террасы под посадку с таким расчетом, чтобы можно было сеять траву, а после укрепления леса пасти там скот. Взаимная помощь.

— Колхозные руководители иной год попадают прямо-таки в безвыходное положение, — вмешался Морозов. — К середине лета совершенно нет пастбищ. Даже черные пары в севооборотах превращают в толоку, пасут на них скотину. Орошаемых пастбищ с высоким урожаем травы тоже мало, потому что не хватает воды. А вода в недостатке опять же оттого, что мало леса. Круг замыкается. И этот круг не разорвешь за год, даже за пятилетие.

Пока Николай Филиппович говорил, Юлашев не сводил с него глаз, легонько кивал в подтверждение.

Очевидно, эти два руководителя жили одной заботой и с одной мыслью. Морозов в Туймазах уже сорок лет. И все сорок занимается лесами. И у Юлашева немалые знания и опыт. К тому же он прекрасный организатор, объединение в министерстве много лет является передовым.

В Туймазинском лесохозяйственном объединении трудятся две тысячи человек. Они согласованно и умело делают крайне необходимое, пусть и ограниченное территорией дело: увеличивают площади леса в самом центре природного коридора, по которому с юга на север часто пробирается страшный юго-восточный ветер. И помогают Башкирии бороться с гибелью почв от эрозии, а полезащитными лесополосами несомненно повышают урожайность сухих полей на равнине. Что может быть благородней этого дела?

Отсюда, с волнистых холмов Белебеевской возвышенности, открывались далекие голубые пространства, над которыми с посвистом проносился «астраханец», не один год высушивающий нивы и в Башкирии, и в Поволжье, в Татарии, даже в окском поречье и далеком отсюда вятском крае.

Но уже темнели на верхотуре зеленые пятна молодых лесов, предвестников будущих массивов. Уж они-то не склонялись под ветром, как клонится до земли гибкий и жесткий ковыль; они принимали суховей на свою плотную стену, приземляли его, истощая напор жары и суши. Соединить бы все эти лиственничные урочища и березовые колки в один массив, основательно надеть на возвышенность зеленую шубу леса… Немало предстоит сделать лесникам-мелиораторам, немало потрудиться, чтобы поставить рядом с лесным Уралом еще один протяженный заслон на пути сухих ветров, протянуть леса и лесные полосы до границы с Татарией и дальше на запад — до Волги с Приволжской возвышенностью. Лес — это вода!

Много работы. Зато и выигрыш для страны, принявшей многолетнюю Продовольственную программу до 1990 года, — выигрыш, который получит земледелие европейской части СССР пусть не в первом тираже, но получит непременно и уже навсегда.

Для самой Башкирии, для ее хлеборобных степных районов — Дюртюлей, Туймазы, Белебея и других, расположенных в коридоре засухи, полное облесение высот и степи означает прибавку урожаев, полноводье слабеющих рек, решение проблемы орошаемых пастбищ, этой единственно надежной кормовой базы в засушливом регионе.

Как башкирские лесоводы, особенно в Туймазах, разработали и применили очень умелую технологию создания новых лесов на неудобьях и по оврагам? Как создали механизированные отряды, большие питомники?

Юлашев с ответом не спешил, предоставляя говорить Морозову. И тот ответил.

— Эта технология разработана в Башкирии давно. И не только в нашем объединении. Здесь у нас, к месту будет сказано, находится один из опытных полигонов Башкирской лесной опытной станции. Вместе с нами постоянно работает заслуженный лесовод Башкирской АССР Юрий Федорович Косоуров, человек опытный, вдумчивый и знающий. Все научные разработки он проверяет и много лет испытывает на здешних крутосклонах и овражных системах. Мы вместе разрабатываем и подбираем методику и приемы борьбы с каждым оврагом в отдельности: они все очень разные и единого подхода к ним быть не может. Испытываем и лесные культуры на выположенных оврагах с различными грунтами, на разных высотах по склонам. И в лесополосах тоже.

— Вы не жалуете дубы, как это видно…

— Да, мы отказались от дуба, не подходит. Зато смело сажаем березу, сосну, лиственницу, иву. Вводим шиповник, облепиху, смородину, калину, рябину. Тут большое поле деятельности.

— Для агрономов тоже?

— Не хочется говорить об этом, но колхозные агрономы нас вниманием не балуют. Им некогда, всегда некогда. У них бездна сегодняшних забот. Планы, обязательства, кампании, отчеты… То сев, то прополка, то удобрение, борьба с сорняками, собрания и речи, конечно. Словом, день сегодняшний и урожай тоже сегодняшний. Не очень заглядывают вперед, не видят перспективы. Грустно, конечно. Что там будущее? Засуха? Так то стихия, с них не спросится. А помочь нам бороться с этой самой стихией у них времени нет. И о пастбищах не очень думают. Раз воды нет, то и разговора о поливе тоже нет. Куда прикажете гонять скотину? Только на овраги и на склоны. Две недели — и ни одной травинки на них. Вот тогда на паровые поля. И надежда на высокий урожай пшеницы или ржи по парам исчезает. Толока — это уже не пар. Только для отчетов…