Валерий Полищук - Пути в незнаемое

А вот и гнезда обезьян, которые они строят в завершение каждого дня, устраиваясь на ночлег. К своим удобствам гориллы относятся явно пренебрежительно, — укладываясь спать на земле, они просто подгибают и подпихивают под себя соседние ветки и стебли трав. Такое формальное ложе не может спасти от ночного холода и сырости, у горилл, как наблюдал Шаллер, часто бывает насморк, а случается — и воспаление легких. Обезьяны помоложе и полегче часто спят на деревьях, сооружая из веток подобие огромных вороньих гнезд.

Гнезда были совсем свежие — листья в них даже не начали вянуть. Наши проводники прибавили ходу, еще немного — и мы должны нагнать горилл. Вот проводник опускает палец в огромную кучу горильего навоза и удовлетворенно поднимает его вверх — навоз теплый! И в этот самый ответственный момент дневной свет начинает меркнуть, листья вздрагивают от крупных дождевых капель. Гориллы здесь рядом с нами, мы чувствуем их запах, слышим жуткий рев самца за стеной бамбука, но ничего не можем различить в сумраке густых зарослей. Несколько минут мы стоим на месте, взмокшие от гонки, с бешено колотящимися сердцами, но дождь переходит в ливень, на нас обрушиваются потоки ледяной воды, и ничего другого не остается, как пуститься в обратный путь.

Когда мы минуем пояс бамбукового леса, дождь прекращается. Тучи клубятся выше по склонам гор, там, где мы только что были и где остались гориллы. Клочья тумана застряли в кронах величественных деревьев, возносящихся из глубоких ущелий, где ревут вздувшиеся после дождя ручьи. По их берегам растут сказочной красоты древовидные папоротники, скорее напоминающие пальмы, — их высокие стройные стволы увенчаны фонтанами перистых листьев. Потом мы пересекаем поросшее высоким тростником болото, и до меня доходит, что мы продвигаемся по слоновьей тропе, — огромные, глубоко вдавленные в топкую почву блюдца, до краев полные водой, не что иное, как слоновьи следы.

На шоссе, где остались машины, нас уже поджидает другая группа — в тот день наша четверка разделилась. Мокрый Петр Петрович, в закатанных по колено брюках, босиком вышагивает по асфальту на своих длинных ногах, подобно тощему взъерошенному журавлю, и оживленно жестикулирует. И не надо особой проницательности, чтобы заключить по его сияющей физиономии, что он совершенно счастлив.

— Неужели не видели? Нет, это ужасно жаль! А нам так повезло! Их было три — папа, мама и ребенок! И такие хорошие! Такие хорошие! — Петины глаза лучатся от восторга. — Они спрятались от дождя, и мы минут пятнадцать их разглядывали и фотографировали. Ужасно жаль, что вы не видели!

Но после всех рассказов и представлений в лицах теперь я почти уверена, что и сама все видела. Все было в точности как у нас, с той только разницей, что одна семья горилл в ожидании ливня предусмотрительно укрылась под большим деревом и не пожелала покидать насиженное место, несмотря на приближение людей. Как и положено, глава семьи издал предупреждающий рев — и что это был за рев! Мурашки от него побежали по коже, а ушные перепонки чуть не лопнули. Но маленький мудрый проводник обратился тут к гориллам со словами успокоения и привета — и слова подействовали! В ответ самец издал пару менее громких и резких возгласов, как бы соглашаясь потерпеть присутствие людей.

Он так и просидел все время, прислонясь к стволу и не сводя с людей мрачного пристального взгляда. Меж его колен уютно устроился маленький детеныш, непрестанно вертевшийся, как и положено всем детям. Мать, сидевшая по другую сторону дерева, была меньше и изящнее своего супруга, да и выражение лица у нее было значительно добродушнее. В сторону людей она лишь изредка поглядывала — с беспечностью дамы, полностью, как выразился Петр Петрович, доверяющей свою безопасность могучему рыцарю.

Разумеется, и в Кахузи-Бьега, и в «Парке вулканов», где гориллы регулярно и на высшем уровне общаются с людьми, они с ними свыкаются. Миф о страшной кровожадности огромных обезьян теперь окончательно рассеялся. Мало того, горилла, по мнению Шаллера, — животное робкое и сдержанное и, насколько возможно, избегает вступать в контакт с людьми. Когда же человек сам ищет с ней контакта, он обязан соблюдать определенные правила. И прежде всего не имеет права нарушать известную дистанцию между собой и животным.

В книге Гржимека есть поучительная история о том, как турист, невзирая на предупреждения проводника, подошел слишком близко к расположившемуся на отдых семейству горилл. Огромный самец решил пугнуть его и бросился в его сторону, крича и размахивая руками, перепуганный посетитель кинулся бежать, и тогда горилла нагнала его и укусила несколько раз.

«Гориллы, как правило, совершают поначалу ложные выпады, — пишет Гржимек. — Они стараются отпугнуть нежеланных гостей. Если при этом остановиться на месте и смотреть им прямо в глаза, то, не добежав примерно двух метров, горилла остановится, начнет кричать и затем пробежит мимо или повернет назад. Так же поступают и многие другие дикие животные, например носороги. Они только тогда решаются по-настоящему напасть, когда от них убегают. Однако требуется немало смелости и самообладания, чтобы невольно не броситься улепетывать от огромного, взбешенного, несущегося на вас самца гориллы! Я не уверен, что мне бы это удалось. Диан Фоссей, имеющая многолетний опыт работы с этими животными, рассказывала мне, что она в таких случаях хватается руками за ствол дерева, обеспечивая себе таким способом нечто вроде моральной поддержки…»

Хорошо, что наши фотографы избежали подобного испытания, проявив на этот раз достаточно выдержки и благоразумия. Впрочем, не в одном, наверное, благоразумии тут дело: проводники на всякий случай вцепились в них мертвой хваткой.

— Но у нас нет таких скоплений крупных зверей, чтобы показывать их туристам! — почти каждый день кончался у нас тем, что мы «примеривали на себя» увиденное в парке Вирунга и в Кахузи-Бьега.

— Таких, не спорю, нет, но кое-что подобное есть, если подумать, — не соглашается Петр Петрович. — Те же сайгаки! Ведь когда тысячные их стада движутся по степи, вся степь рябая. Сейчас их рассматривают только как источник сайгачатины, а если открыть в Казахстане природный парк, куда люди могли бы приезжать, — за деньги, разумеется! Пусть день стоил бы со всей обслугой десять рублей — но чудо-то какое! Я уверен, нашлись бы желающие, и немало. Сейчас-то такого ни за какие деньги не увидишь. И проблему сайгаков решили бы — в парке они могли бы, по крайней мере, спокойно выращивать потомство.

— Конечно, можно найти сколько угодно подходящих объектов, — соглашается Евгений Николаевич. — Возьми птичьи базары у нас на Дальнем Востоке. Одни барыги да браконьеры до них добираются. А настоящему любителю увидеть птичий базар — это же на всю жизнь сильнейшее впечатление! Но как до него доберешься? И где будешь ночевать — не на голых же камнях?