И Попов - Пути в незнаемое

По всему видно, что дела у нее из рук вон плохи. Из-за атрофии зрительного нерва зрение левого глаза потеряно безвозвратно.

Случай трагический! Налицо врачебная ошибка. При пожилом возрасте больного жалоба на снижение зрения дает кое-какое основание спутать глаукому с катарактой. Сероватый оттенок зрачка иногда принимают за помутнение хрусталика. И тогда малосведущий или невнимательный врач (назовем это так) — советует подождать, «когда созреет катаракта». А в это время «зреет» глаукома и атрофируется зрительный нерв.

Бывает и такое, что острый приступ глаукомы врач принимает за желудочно-кишечную интоксикацию или за нарушение мозгового кровообращения. Кстати, часто приступ бывает спровоцирован нервными потрясениями или тяжелой физической работой…

У другой больной Нонны Сергеевны — близорукость, глаукома и плюс к этому катаракта. В ее случае надо, прежде всего, лечить глаукому. Давление то повышается, то понижается. Добиться стабильности не удается. Никакие миотики, хотя бы временно, не помогают. Необходимо поэтому срочно оперировать худший, правый глаз. Ждать, когда больная сделает электрокардиограмму, рентген легких и т. д. — опасно. Времени в обрез, отсчет идет на часы. Ярцева решает класть ее в клинику по цито. А когда пройдет примерно полгода и с глазом все будет в порядке, вот тогда, вторым заходом, ей удалят катаракту. Вставят ли искусственный хрусталик, еще не известно — случай особый.

И, наконец, девушка с макулодистрофией сетчатки. Дистрофия, по-видимому, тут как следствие высокой близорукости. И хотя у Нонны Сергеевны за плечами большой опыт — эту больную она покажет Святославу Николаевичу. Ну, а если мнения сойдутся, больной сделают коагуляцию (во избежание отслойки сетчатку приварят по всей периферии). А чтобы остановить близорукость, предложат операцию — склеропластику.

В кабинет все время входит Светлана, наша «болельщица». Она приводит, уводит больного, советуется с Нонной Сергеевной. Светлана Кочетова работает в кабине № 560 с табличкой — острота зрения. На огромном агрегате, которым она ловко управляет, можно проверить — все в ее власти, есть ли астигматизм, какова острота зрения, и тут же подобрать очки. В ее распоряжении целый ящик с большим выбором разных стекол.

Время движется к двум. После перерыва больные идут уже не так густо. Пришла снимать швы одна из наших знакомых. Обычно швы снимают не все. Например, внутренний шов остается, он постепенно рассасывается. Снимается только длинный, непрерывный шов на слизистой оболочке. Если всмотреться — это не шов, а скорее вышивка крестом. Нитки Ярцева выдергивает за щелевой лампой. Одной рукой придерживает веко, а другой держит пинцет. Больной не успевает ахнуть, как нитки нет.

…Кажется, что в ординаторской, кроме столов — так их много, — никакой мебели нет. А на них — груды папок с историями болезней. Диву даешься — сколько человеку нужно проделать разных анализов.

С понедельника начинаются все дела в клинике. За понедельник надо подготовить больного к операции, проверить анализы, успеть сделать недостающие, а главное, рассчитать диоптрию искусственного хрусталика, который вставят больному после удаления катаракты, если, конечно, не будет к тому никаких противопоказаний.

Слева у двери сидит Юрий Эдуардович Нерсесов. Впрочем, его все зовут просто по имени. Юра высокий, долговязый, в очках, с усиками, некоторая его медлительность идет только на пользу — он действует на больных успокаивающе. Он целый день «при деле», выписывает и «описывает» больных до и после операции. По средам он оперирует.

— Наташа, пожалуйста, одолжи койку. Завтра выпишут больную и я отдам. Ну, сделай милость, выручи! — просит Нина Балашева. И Наталия Ивановна Сухарева, зав. отделением, естественно, выручает. Больных много, мест мало, как всегда не хватает койки, как у студента не хватает дня перед экзаменом.

Мучительно думаем с Диной Иосифовной — я участвую в обсуждении — как расширить женскую палату? В мою бытность, в 26 палате, около умывальника, стоял деревянный топчан. Спешу с рацпредложением. Посовещавшись, делаем небольшую перестановку.

В ординаторской никогда не бывает тихо. То и дело звонит телефон. По междугородной кто-то интересуется: «Когда можно приехать?» Людмила Николаевна Зубарева то и дело заглядывает в свой календарь, где громоздятся длинные списки назначенных на операцию. Не бездействуют и родственники — справляются о здоровье. Не молчит и внутренний. Секретарь профессора Люда Семенкова просит: «Разыщите, пожалуйста, Нелли Тимофеевну, ее ждет Святослав Николаевич». Иногда раздается строгий голос старшей операционной сестры: «Мороз, срочно идите „мыться“», — что на житейском языке означает — «сегодня будете ассистировать». Часто просят к телефону Наталью Федоровну Коростылеву.

11 часов — пора идти на обход. Нелли Тимофеевна ненадолго заходит в «свои» палаты, чтобы пригласить подопечных в «темную» комнату. Первое отделение самое большое — 170 коек. Палаты: мужские, женские, есть одна детская, делятся по сферам влияния — двадцать шестую и восемнадцатую, например, ведет профессорская бригада.

Понедельник — действительно тяжелый день. Весь день бригады на ногах — они или в палатах, или в «темной», или в ординаторской. При всем желании я иногда не могу уследить — кто, когда и где находится. Тоненькая, изящная фигурка Наташи Коростылевой вот только что была в ординаторской, а через пять минут ее словно выдуло.

За дверью ординаторской выделяется хорошо поставленный голос больной. Ее недавно оперировали — удалили катаракту и вставили хрусталик. Слышно, как она вразумляет кого-то: «Искусственный хрусталик — лучше естественного, он переживет и нас с вами, да к тому же ведь не мутнеет».

…Наконец подходит пятница — день конференций. Впервые я пришла на конференцию в 1977 году и услышала о новом способе удаления «катаракты» — о факоэмульсификации. Это способ, при котором ядро хрусталика дробят звуком низкой частоты. Доклад тогда сделала Коростылева, а содоклад — В. И. Глазко.

Сегодня мы будем слушать Г. А. Шилкина. Герман Алексеевич, как известно, экспериментатор. Все свободное время он проводит в виварии. Как лечить дистрофию сетчатки, вот что заботит его сейчас. Дистрофия или дегенерация сетчатой оболочки, что, впрочем, одно и то же, — проблема века.

Каждая пятница — новая тема. На следующей неделе — доклад Нелли Тимофеевны Тимошкиной о глаукоме, через месяц — сообщение Ии Григорьевны Куман об электрофизиологических исследованиях сетчатки или информация Дины Иосифовны о пластике радужной оболочки…

…В клинике у меня появились друзья-хирурги и друзья-больные, и день ото дня в памяти, в записях скапливалось у меня все больше грустных историй со счастливым концом.