Вальтер Шайдель - Великий уравнитель [litres]

С запозданием примерно на поколение та же история повторилась, даже в еще более грандиозном масштабе, в Китае под коммунистическим правлением. Крупнейшие потрясения происходили в сельской местности, где проживало большинство населения. Насильственное выравнивание проводилось под лозунгами классовой борьбы – несколько проблематичными в сельском обществе, которое не всегда было настолько неравным, как утверждала доктрина партии. Заявления коммунистов о том, что богатейшие 10 % контролируют от 70 до 80 % земли, были явно неправдоподобными. Наиболее полный набор данных, основанный на выборках, охватывающих 1,75 миллиона домохозяйств в шестнадцати провинциях в 1920-х и 1930-х годах, предполагает, что верхний дециль владел примерно половиной всех сельскохозяйственных земель. В некоторых районах наиболее обеспеченные 10–15 % владели не более чем от трети до половины земель, что далеко от высокой концентрации. В северной деревне Чжанчжуанцунь, прославленной в классическом исследовании земельной реформы конца 1940-х, среднее и бедное крестьянство еще до коммунистического переворота владело более 70 % земли [298].

Но как в Советском Союзе, где средние крестьяне были объявлены «кулаками», которых следовало искоренять, так и китайские коммунисты нисколько не стеснялись того, что неудобные факты не вкладываются в их концепцию и мешают осуществлять реформы. Радикальное выравнивание уже было частью повестки дня в начале 1930-х в провинции Цзянси – на так называемой базе коммунистов: землевладельцев подвергали экспроприации и часто направляли на принудительные работы; богатым крестьянам оставляли только небольшие участки плохой земли. Во внутрипартийных спорах победили сторонники выравнивания (этой позиции придерживался в тот период и Мао Цзэдун), хотя предлагался и более радикальный вариант экспроприации богатых и их последующего перевода в низший статус. Во время «Великого похода» 1934–1935 годов коммунисты перешли в провинцию Шэньси, в более бедный регион, где батрачество было не так распространено; но даже несмотря на признаки ощутимого неравенства, они быстро продолжили политику перераспределения [299].

Политика «единого фронта» в борьбе против японских оккупантов потребовала некоторой модернизации, но после 1945 года партия вернулась к открытой классовой борьбе. Первыми жертвами стали коллаборационисты в районах, находившихся в годы войны под японской оккупацией, и их имущество было конфисковано. В следующем 1946 году произошел переход к более масштабной кампании против землевладельцев. Ренты и скидки по процентам, имевшие место в период японской оккупации, были применены ретроактивно для расчета штрафов, которые должны были выплатить землевладельцы, и в ряде случаев эти штрафы превышали состояние тех, кому они были назначены. Так что на самом деле речь шла опять-таки об экспроприации. В Маньчжурии Мао распорядился просто отбирать все имущество у «предателей, тиранов, бандитов и помещиков» и раздавать его бедным крестьянам [300].

Заявленные в программе цели вскоре столкнулись с реальностью. Поскольку сельские богачи уже продали большую часть своей земли своим землякам-середнякам, то возник дефицит классовых врагов, а заодно и увеличилось расслоение между середняками и беднотой. Как следствие, партийные кадры на местах объявляли богачами середняков, имущество которых предполагалось отбирать полностью, даже несмотря на партийные возражения против столь широкого толкования классовой борьбы. Насилие некоторое время удавалось сдерживать, поскольку большинство «помещиков» до сих пор проживали в своих деревнях.

Следующим шагом в октябре 1947 года был принят закон о пересмотре границ земельных участков, ликвидировавший всю земельную собственность «помещиков» и аннулировавший все имеющиеся сельские долги. Теперь уже вся земля – а не только конфискованная – в каждой деревне должна была быть поровну поделена среди всего населения, и предполагалось, что каждый человек (включая «помещиков») должен получить одну и ту же долю в реальном выражении, которая и станет его личной собственностью. Также конфисковать и распределить предполагалось скот, дома и средства производства помещиков [301].

Хотя провести полное перераспределение на практике было нереально и выравнивание происходило благодаря внесению поправок в уже имеющиеся схемы участков, мерами для проведения в жизнь такой политики все чаще становились избиения и убийства. После победы коммунистов в гражданской войне земельная реформа 1950 года сосредоточилась на «помещиках» – на классе, который выделялся по экономическим критериям. Их земли и связанное с землей имущество предполагалось конфисковывать и перераспределять; на коммерческое имущество, формально не подвергавшееся конфискации, накладывались большие штрафы. «Помещикам» запрещалось продавать свою собственность до конфискации. Их землю предполагалось раздавать безземельным батракам и бедным крестьянам.

Преследования были тщательно дифференцированы: попавшие в разряд «богатых крестьян» должны были пострадать умеренно, а группы с низким доходом были полностью защищены. Существенной частью этого процесса стало насилие: поскольку перераспределение предполагалось проводить на местах силами самих крестьян, их нужно было убедить, что они могут (и желают) взять дело в свои руки. Мобилизация происходила одновременно с показательными общественными разоблачениями и унижениями помещиков на деревенских собраниях, где регулярно происходили избиения, которые официально не приветствовались, но и не запрещались. Часто такие показательные народные суды заканчивались конфискацией имущества помещиков и даже их убийством. Имущество жертв делилось среди участников собрания, которые ранее голосовали, кого выбрать жертвой. Приговоренных хоронили заживо, расчленяли, расстреливали или душили. Именно этого и добивалось руководство. В июне 1950 года Мао Цзэдун напомнил партийным лидерам:

Земельная реформа среди населения более чем в 300 миллионов – это жестокая война… Это самая чудовищная классовая война между крестьянами и помещиками. Это битва насмерть [302].

Партия априори установила, что на долю «помещиков» или «богатых крестьян» приходится 10 % сельского населения, хотя в некоторых местах преследовали 20 и даже 30 %; ожидалось, что в каждой деревне погибнет хотя бы один человек. К концу 1951 года экспроприации подверглись более 10 миллионов землевладельцев и более 40 % земель были перераспределены. С 1947-го по 1952-й погибло от 1,5 до 2 миллионов человек, заклейменных как эксплуататоры и классовые враги. Сельская экономика пострадала соответственно; из страха показаться зажиточными крестьяне производили только минимум для выживания: сельские жители чувствовали, что действительно «быть бедным почетно», – разумная стратегия перед лицом насильственного выравнивания [303].