Константин Сонин - Когда кончится нефть и другие уроки экономики

После появления “первых ласточек” оказалось, что в отсутствие свободных выборов пресса оказывается эффективным рычагом контроля над чиновниками. Выступая в 1987 году, Горбачев заявил: “…гласность – действенная форма всенародного контроля за деятельностью всех без исключения органов управления…” Советский лидер не знал, что эти слова как будто списаны из учебника по корпоративному управлению. Если есть внешние источники информации о результатах деятельности подчиненного, у начальника гораздо больше возможностей создать для него правильные стимулы. О том, насколько осложняет гласность задачу удержания власти диктатора, Горбачев, конечно, знал. Просто повышение качества государственного управления казалось ему более важной задачей. В итоге постепенная отмена цензуры стала, наряду с надвигающейся экономической катастрофой, причиной падения коммунистического режима, продержавшегося более семидесяти лет.

Николае Чаушеску, лидер коммунистической Румынии, выбрал другой путь. Диктатор, за время правления превративший европейскую страну, тоже богатую нефтью и газом, в какой-то средневековый султанат – достаточно сказать, что его жена, будучи вторым лицом в партии, была еще и президентом Академии наук, – предпочел не допускать граждан до информации о том, что происходит в стране. Чаушеску полагал, что всесильная спецслужба, секуритате, вовремя проинформирует лично его о том, что происходит в Румынии и как на это смотрят граждане.

Как выяснилось, на спецслужбы он полагался зря. И не только он. Чуть ли не во всех коммунистических странах спецслужбы, как показал анализ их архивов, оказались совершенно не готовы к бурному развитию событий. Даже у тех органов безопасности, в которых нужная первичная информация была собрана, не было механизмов для ее обработки, анализа и передачи “наверх”. Это неудивительно, потому что отношения диктатора со спецслужбами следуют той же логике, что отношения любого начальника с любым подчиненным: когда начальник получает информацию только из рук подчиненного, у того есть стимулы дезинформировать. Недаром наиболее успешные (по сроку нахождения у власти) диктаторы – Сталин, Мао Цзэдун, Стресснер – старались не попадать в зависимость от спецслужб и регулярно уничтожали самых доверенных руководителей силовых органов.

Для Чаушеску утрата связей с реальностью кончилась плохо: 22 декабря 1989 года он собрал огромный митинг в свою поддержку, считая, очевидно, что народ на самом деле любит его так сильно, как сообщают ему подчиненные. Однако митинг обернулся катастрофой. Ненависть к диктатору всех присутствующих – от простых рабочих, построенных в колонны, до охраны и ближайшего окружения – стала очевидной. Чаушеску с женой пришлось спасаться бегством и два дня скитаться по стране – никто не хотел давать им приют. А 25 декабря они были схвачены и после двухчасового “суда” расстреляны.

Для китайского руководства проблема допустимой степени свободы прессы имеет первостепенное значение. С одной стороны, полное снятие цензуры может серьезно поколебать устойчивость нынешнего режима. На главной площади китайской столицы до сих пор висит огромный портрет Мао Цзэдуна, одного из главных, наряду со Сталиным, Гитлером и Пол Потом, злодеев прошлого века. Сомневаться в мудрости нынешнего китайского руководства цензура не позволяет. С другой стороны, правительству как воздух нужны высокие темпы роста экономики, а для этого требуются иностранные деньги и технологии. Чтобы привлекать инвесторов, необходимо, чтобы у них было достаточно информации о месте, где они будут заниматься бизнесом.

Получается какая-то промежуточная ситуация. Вспышка атипичной пневмонии в начале XXI века – яркий пример. Местные власти в Китае имели сведения о первых стадиях эпидемии уже в ноябре 2002 года, однако бездействовали и, по всей видимости, не сообщали об этом центральному правительству. В демократических странах центральной власти легко узнать, что скрывают от нее местные чиновники, – у конкурентов этих чиновников есть все стимулы искать скрываемую информацию, а у журналистов – публиковать ее. В недемократическом же государстве цензура мешает не только гражданам, но и руководству страны. 15 марта 2003 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) издала предупреждение об опасности атипичной пневмонии во всем мире. Китайское правительство запретило национальным средствам массовой информации распространять сведения об этом, но, судя по косвенным признакам, само для себя выводы сделало. С запозданием в несколько месяцев необходимые меры по борьбе с эпидемией были приняты.

В сентябре 2008 года китайское руководство решилось как будто окончательно справиться с информационной дилеммой. Было объявлено, что государственное агентство “Синьхуа” будет осуществлять цензуру всей политической информации, сообщаемой работающими в Китае заграничными агентствами, оставляя свободной всю информацию, связанную с бизнесом. Какие же инвестиции без свободы информации? Инвесторам нужно знать, где и как можно вести бизнес.

И сразу же стало понятно, что дилемма Ху Цзиньтао очень сложна: разделить информацию на “чистую политику” и “бизнес” невозможно. Действительно, сообщение о том, что губернатор какой-то провинции коррумпирован, или о том, что его дочь владеет крупнейшим в провинции банком, – это политика или бизнес? Вот и приходится китайскому руководству все время лавировать между Харибдой свободной прессы, угрожающей устойчивости режима, и Сциллой цензуры, которая отталкивает инвесторов, не интересующихся ничем, кроме прибыли. Перед страной, которая бедна природными ресурсами и, значит, не может жить без богатых инвесторов и эффективных чиновников, стоит непростой выбор. Сейчас ее можно назвать “дилеммой Си Цзиньпина” по имени политика, сменившего Ху Цзиньтао на посту лидера Китая, но суть и острота проблемы от этого не меняется.

Какими бы похожими ни казались проблемы, стоявшие когда-то перед Лениным, Брежневым и Горбачевым, а сейчас и перед Си Цзиньпином, для ученого-экономиста это всего лишь набор отдельных сюжетов, исторических анекдотов. Гораздо убедительнее выглядит закономерность, которая подтверждается не коллекцией историй, а статистическим анализом данных. Чтобы проверить гипотезу, что в странах – экспортерах нефти с невысоким уровнем демократии увеличение “нефтяных доходов” приводит к снижению свободы прессы, мы с Сергеем Гуриевым и Георгием Егоровым собрали данные о нефтяной добыче, развитости демократических институтов в 150 странах мира за последние пятнадцать лет [56] Egorov G., Guriev S., Sonin K. Why Resource-Poor Dictators Allow Freer Media: A Theory and Evidence from Panel Data // American Political Science Review, 2009, 103 (4). P. 645–668. . Запасы нефти измеряются просто, в баррелях, а вот показатели свободы прессы и уровня демократии – это индексы. Их можно составить из оценок экспертов или же из каких-то реальных данных, которые реально “потрогать руками” – например, показатель несвободы прессы – количество убийств и уголовных дел, заведенных против журналистов.