Тим Скоренко - Изобретено в СССР

Таким образом, с 1949 по 1953 год Тихонравов вёл свои исследования, имея финансирование, набирая нужных людей и вообще пользуясь «тихим карт-бланшем». Результаты его работы в виде докладной «Об искусственном спутнике Земли» Королёв и приложил к своей записке к Устинову 27 мая 1954 года.

На момент написания королёвского письма Р-7 «в металле» ещё не существовало. Были эскизы и теоретические выкладки, работа над которыми велась ещё с 1950 года, то есть с тех времён, когда Сталин был жив и политическая ситуация не подразумевала государственного финансирования «мирного космоса». Но к моменту готовности предварительного проекта Сталин уже умер, а внутриполитическая обстановка в стране менялась с огромной скоростью. Со всех постов практически мгновенно сместили Берию, а в сентябре 1953-го первым секретарём партии стал Хрущёв – человек совершенно другого, нежели Сталин, склада ума и характера. Оттепель как таковая ещё не началась, но уже брезжила на горизонте, и Королёв, будучи человеком, приближённым к госаппарату, это, скорее всего, понимал. Его предложение о мирном использовании ракеты поступило к Устинову ровно через неделю после того, как ЦК КПСС принял официальное постановление о разработке баллистической ракеты межконтинентальной дальности. База для создания ИСЗ была – не зря же трудилась команда Тихонравова, – а высшее начальство понимало (в основном по причине королёвской настойчивости), что спутник способен принести ощутимое военное преимущество. Потенциально такие устройства можно было использовать и для радиосвязи, и для наблюдения.

В общем, зимой 1955 года параллельно с усовершенствованием ракеты началась разработка «Объекта Д» – большого спутника, весившего, по техзаданию, от 1000 до 1400 килограммов и способного нести до 300 килограммов исследовательской и наблюдательной аппаратуры. Буква Д означала тип установленного на спутник оборудования (коды А, Б, В и Г присваивались военному «обвесу», в частности ядерным боеголовкам).

Официальное постановление ЦК КПСС о создании и разработке «Объекта Д» вышло 30 января 1956 года. Но это было явно преждевременным: саму Р-7 подготовили к испытаниям лишь в начале 1957-го, и уже на стадии проектирования стало понятно, что навешивать на сырую ракету дополнительную тонну оборудования – это не дело.

Первый пуск Р-7 произошёл 15 мая 1957 года, и он был неудачным. Через 98 секунд отключился один из двигателей, ещё через 5 секунд – все остальные, и ракета упала в 300 километрах от Байконура. Примерно так же завершились испытательные запуски второй ракеты: сперва из-за проблем с двигателями не позволяла взлететь автоматика (исправляли это целый месяц), затем, когда запуск всё-таки удался, произошло замыкание системы управления на корпус, из-за которого ракета отклонилась от курса и самоуничтожилась.

К концу лета с «детскими болезнями» Р-7 удалось справиться, и 21 августа состоялся успешный пуск ракеты. Точнее говоря, успешный лишь отчасти: всё работало штатно, и ракета достигла финальной точки маршрута – камчатского полигона (подробнее см. в главе 28), но только вот её головная часть сгорела в плотных слоях атмосферы. Это означало ошибку в расчётах прочности: да, Р-7 летала, но груз – боеголовку – доставить не могла. Кстати, это поняли не сразу: когда ракета упала на полигоне, «куда-то отлетевшую» головную часть искали довольно долго. В общем, конструкция действительно была сырой.

Параллельно шла работа над «Объектом Д», хотя все понимали, что в 1957 году его – полноценную геофизическую лабораторию – запустить не удастся. Это было связано не столько с ракетой, сколько с несовершенством дорогостоящего исследовательского оборудования, которое нужно было упаковать в очень небольшой корпус, и с необходимостью добиться бесперебойной работы техники в космосе. «Объект Д» в результате стал «Спутником-3», полетевшим 15 мая 1958 года на значительно усовершенствованной и многократно протестированной версии Р-7. Он действительно весил 1327 килограммов и нёс множество измерительных приборов.

И в реальности советский спутник вряд ли полетел бы раньше середины 1958-го, если бы не политика.

1 июля 1957 года начинался так называемый Международный геофизический год. В тот год 67 стран мира должны были проводить геофизические исследования по согласованным программам. И ещё в начале 1957-го некоторые источники сообщили, что одна из таких американских программ тоже предполагает запуск искусственного спутника Земли, причём не позже середины 1958 года.

А к тому времени уже вовсю бурлила хрущёвская оттепель. Внутренняя политика государства повернулась на 180°, один за другим ликвидировались многочисленные лагеря – за всё время существования системы их было открыто, страшно подумать, более 400! Массовое строительство жилья, расселение коммуналок, возвращение домой прежних заключённых, амнистии – всё это было прекрасно, но оставалось лишь исправлением ошибок прежней власти. Правительство очень нуждалось в новом знамени, в новом символе, о чём я уже писал во вступлении к этой части книги.

Лозунг «Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли» казался идеальным. Поэтому с идеологической точки зрения не было ничего важнее, чем стать первыми. Даже противостояние с США здесь отступало на второй план, поскольку с приходом Хрущёва отношения между государствами временно потеплели, а после своего визита в Америку в 1959 году Никита Сергеевич восхвалял Эйзенхауэра со всей страстью. Конечно, одно другому не мешало, но противостояние сохранилось в первую очередь в военной отрасли (и Р-7 продолжали совершенствовать как межконтинентальную баллистическую ракету). А спутник мы просто должны были запустить первыми. Не раньше США, а первыми в мире. И не важно, кто потом станет вторым, – да пусть хоть Новая Зеландия.

В общем, приходилось торопиться. 15 февраля 1957 года было принято официальное решение отправить самый простой из возможных спутников – лишь бы успеть раньше всех. И тут положительную роль сыграла та самая ошибка расчётов термоизоляции головной части ракеты, из-за которой боеголовка сгорала в плотных слоях атмосферы. Конструкторы торопливо работали над решением проблемы, но на это требовалось не менее полугода. А для запуска спутника на орбиту от ракеты не требовалось лететь в плотных слоях атмосферы в течение длительного времени, так что для этой задачи Р-7 годилась и в недоработанном виде.

В результате 22 сентября 1957 года на Байконур прибыла уже шестая по счёту Р-7, а точнее, её модификация 8К71ПС (изделие М1-ПС). Её сильно облегчили: сняли всю радиоаппаратуру точного управления (наводить ракету не требовалось, дотянет до орбиты – и ладно), убрали телеметрию, свели к минимуму все системы. Ракету умудрились облегчить в общей сложности на 7 тонн!