Эдуардо Кон - Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека
- Название:Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Ад маргинем
- Год:2018
- Город:М.
- ISBN:978-5-91103-434-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Эдуардо Кон - Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека краткое содержание
Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В то же время рискну предположить, что, даже после того, как вы узнаете, что приветствие каусангуичу, которое говорят при встрече с тем, кого давно не видели, означает «Ты еще жив?», у вас не возникнет такого чувства. Без всякого сомнения, носители кечуа чувствуют слово каусангуичу в соответствии с его значением, а со временем такое чувство развилось и у меня. Но почему значение слова цупу кажется многим людям, не говорящим на кечуа, таким очевидным? Каким-то образом цупу напоминает ныряющую в воду свинью.
Как цупу обретает значение? Мы знаем, что такие слова, как каусангуичу, обладают значением в силу своей неразрывной связи с другими словами, посредством исторически обусловленного переплетения грамматических и синтаксических отношений, в присущей только человеку системе коммуникации, называемой языком. Мы также знаем, что значение такого слова зависит от его положения в более широком социальном, культурном и историческом контекстах, обладающих схожими исторически обусловленными системными свойствами. Чтобы прочувствовать слово каусангуичу, мы прежде должны немного разобраться во взаимосвязанной сети, охватывающей все слова, включая каусангуичу . Мы также должны учитывать более широкий социальный контекст, в котором оно использовалось и используется. Антропология уже давно стремится осмыслить жизнь человека в этих меняющихся контекстах, одновременно создаваемых нами и создающих нас. Для антропологии «человек» как существо и объект познания появляется, только когда мы рассматриваем то, как человек встроен в исключительно человеческие контексты – «комплексное целое» («complex wholes»), согласно классическому определению Тайлора (Tylor, 1871).
Но если каусангуичу крепко укоренено в языке, то цупу в каком-то смысле находится вне его. Цупу – своего рода паралингвистический паразит, которого язык равнодушно терпит. Выражаясь словами Пирса, цупу в известной степени «является всем, чем он[о] является позитивно, сам по себе, безотносительно к чему-то еще». Это странное маленькое квазислово не вполне создано своим лингвистическим контекстом, и этот факт, несмотря на его кажущуюся незначительность, затрудняет антропологический проект осмысления человека через контекст.
Возьмем корень слова каусангуичу : лексема кауса- обозначает человека, за ней следует указание на лицо и суффикс, маркирующий вопрос:
кауса-нгуи-чу
живой-2-ВОПР [13] Я опираюсь главным образом на лингвистическую конвенцию синтаксического анализа языка кечуа, предложенную лингвистом-антропологом Дженис Наколз (Janis Nuckolls, 1996). «Живой» [ англ . live] – дословный перевод лексемы кауса-; «2» обозначает форму второго лица единственного числа; «ВОПР» сообщает, что - чу является вопросительным суффиксом (см. Cole, 1985: 14–16).
Ты еще живой?
Посредством грамматических флексий каусангуичу неразрывно связано с другими словами языка кечуа. Цупу , напротив, практически не взаимодействует с другими словами, поэтому его нельзя изменить и показать таким образом какие-либо отношения. У этого слова, являющегося «всем, чем он[о] является позитивно», нет грамматического отрицания. Что же это такое, цупу? Это вообще слово? Что его аномальное положение в языке может рассказать о языке? И что оно может поведать нам об антропологическом проекте, цель которого – осмыслить, каким образом лингвистический, социокультурный и исторический контексты создают условия как для человеческой жизни, так и для наших способов ее рассмотрения?
Не будучи в полной мере словом, цупу, безусловно, является знаком. То есть, выражаясь словами философа Чарльза Пирса, это, безусловно, «нечто, что обозначает что-либо для кого-нибудь в определенном отношении или объеме» (CP 2.228). Такая позиция весьма отличается от более знакомого антропологам гуманистического понимания знаков Соссюром (1959). Для Соссюра человеческий язык – образец и модель для всех знаковых систем (1959: 68). Определение Пирса предполагает куда более широкое понимание сущности знаков и того, какие виды существ их используют; по его мнению, не все знаки своими свойствами похожи на язык, и пользуются ими не только люди (об этом речь пойдет далее). Благодаря такому расширенному определению мы можем рассмотреть жизнь знаков по ту сторону человека, в привычном понимании этого слова.
Слово цупу передает образ ныряющей в воду свиньи – с этим до некоторой степени могут согласиться не только носители кечуа, но и, странным образом, совершенно незнакомые с этим языком люди [14] Я прошу вас, читатели, ненадолго отбросить скептицизм, которым вы можете встретить мою просьбу почувствовать цупу . Но моя аргументация устоит, даже если вы не «почувствуете цупу». В ее поддержку свидетельствуют формальные свойства, которые цупу разделяет со схожими звуковыми образами во всех языках – об этом речь пойдет далее (см. также Sapir, 1951 [1929]; Nuckolls, 1999; Kilian-Hatz, 2001).
. Что можно обнаружить, обратив внимание на этот вид знака, не в полной мере являющийся словом? Прочувствовав цупу «само по себе, безотносительно к чему-то еще», мы узнаем нечто важное о природе языка и его неожиданной открытости миру «самому по себе». Этот опыт указывает нам на то, что знаки не ограничены человеческим контекстом и способны выйти за его пределы. А поскольку этот опыт может нам показать, что знаки происходят из, находятся в и описывают переживаемые нами чувственные миры, он также может поведать нам о том, как, пытаясь понять человека, можно выйти за пределы формирующего нас «комплексного целого». В общем, осознание того, что значит «жить» ( кауса-нгапа на языке кечуа) в мирах, открытых к тому, что простирается по ту сторону человека, позволит нам стать чуть более «земными» [15] Я использую предложенное Донной Харауэй (см. Haraway, 2008: 3, 35, 41) выражение «становление земным» («becoming worldly»), обсуждая возможность проникновения в нарождающиеся миры, аналогов которым до сих пор не было; в центре внимания оказываются находящиеся за нашими пределами существа как человеческого, так и нечеловеческого происхождения. Человеческий язык – это и препятствие, и средство в реализации этого проекта. Данная глава представляет собой попытку исследовать обе ипостаси.
.
Произнеся «цупу», Макси поведал нам о чем-то, что произошло в лесу. И если мы (Луис, я, вы) чувствуем цупу , то понимаем кое-что об опыте Макси, оказавшегося возле раненой свиньи, ныряющей в водоем. Мы можем это почувствовать, даже если в тот день нас не было в лесу. В этом смысле не только цупу , но и все знаки так или иначе описывают мир. Они «репрезентируют». Они описывают то, чего непосредственно здесь и сейчас нет.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: