Карл Саган - Мозг Брока. О науке, космосе и человеке

В истории науки полно случаев, когда ранее принятые теории и гипотезы были опровергнуты и заменены новыми идеями, которые более корректно объясняют данные. Хотя существует понятная психологическая инерция мышления – обычно продолжающаяся в течение одного поколения, – такие революционные идеи в развитии научной мысли принимаются как необходимый и желательный элемент научного прогресса. На самом деле разумная критика господствующих взглядов полезна для сторонников этого убеждения: если они не способны отстоять его, им стоит задуматься о том, чтобы отказаться от него. Такая критическая оценка собственных убеждений и корректировка ошибочных воззрений – самое поразительное свойство научного метода, отличающее его от многих других сфер человеческой деятельности, в которых нормой является доверчивость.

Идея науки как метода, а не совокупности знаний в основном не ценится за пределами научного сообщества, а на самом деле и в некоторых научных кругах. По этой причине мы с моими коллегами из Американской ассоциации содействия развитию науки на ежегодном собрании ассоциации выступаем в поддержку регулярных обсуждений тех гипотез, которые находятся в пограничных областях и привлекают значительный общественный интерес. Мы не пытаемся разрешить такие вопросы, а стремимся продемонстрировать процесс взвешенного обсуждения, показать, как ученые подходят к проблеме, которую нельзя проверить чисто экспериментальным путем, или которая необычна благодаря своей междисциплинарной природе, или вызывает сильные эмоции.

В науке принято жестко критиковать новые идеи. Хотя стиль критики может отличаться в зависимости от характера критика, чересчур мягкая критика не приносит пользу ни сторонникам новых идей, ни науке в целом. Любое существенное возражение разрешается и поощряется; единственное исключение – ad hominem [53] Ad hominem, или argumentum ad hominem (в пер. с лат. «аргумент к человеку»), – логическая ошибка, при которой аргумент опровергается указанием на характер, мотив или другой атрибут лица, приводящего аргумент, или лица, связанного с аргументом, вместо указания на несостоятельность самого аргумента, объективные факты или логические рассуждения. – Прим. ред. – нападение на личность или мотивы автора. Не важно, по какой причине сторонник идеи ее продвигает или что заставляет его оппонентов ее критиковать: имеет значение только одно – верна или ошибочна идея, многообещающая она или реакционная.

Например, вот заключение квалифицированного рецензента – необычное, но не такое уж редкое – о статье, поданной в научный журнал Icarus : «По мнению обозревателя, эта статья абсолютно неприемлема для публикации в Icarus . Она не основана на объективном научном исследовании и в лучшем случае является некомпетентными рассуждениями. Автор не сформулировал предпосылки, выводы неясны, неоднозначны и безосновательны, ссылок на подобные работы нет, обозначения на рисунках и в таблицах нечеткие, и автор явно незнаком с основной научной литературой…» Затем рецензент продолжает подробно обосновывать свои замечания. Статье бы отказано в публикации. Такие отказы считаются благом как для науки, так и для автора. Большинство ученых привыкли получать (немного в более мягкой форме) критические отзывы от рецензентов каждый раз, когда они подают статью в научный журнал. Почти всегда критика полезна. Часто исправленную статью, в которой были учтены эти замечания, впоследствии принимают для публикации. С другим примером открытой критики в научной литературе по планетоведению заинтересованный читатель может ознакомиться в «Комментариях к “Эффекту Юпитера”» (Comments on The Jupiter Effect) Дж. Миуса (1975) [54] Цитируемые в этой главе источники приведены в конце книги. и комментариях в Icarus .

В науке жесткая критика более конструктивна, чем в некоторых других сферах человеческой деятельности, потому что в науке есть точные стандарты приемлемости, согласованные между компетентными практиками по всему миру. Цель такой критики – не подавлять, а поощрять продвижение новых идей: те, что выдерживают скрупулезную скептическую проверку, получают шанс оказаться верными или по крайней мере полезными.

Фурор в научном сообществе вызвала тема исследования Иммануила Великовского, особенно его первой книги «Столкновение миров» (Worlds in Collision), опубликованной в 1950 г. Я знаю, что некоторые ученые были возмущены тем, что нью-йоркские литераторы и редактор Harper’s сравнивали Великовского с Эйнштейном, Ньютоном, Дарвином и Фрейдом, но это негодование вызвано слабостью человеческой природы и не является суждением ученого. В человеке зачастую присутствует и то и другое. Другие были обескуражены использованием индийских, китайских, ацтекских, ассирийских или библейских текстов для подтверждения чрезвычайно нетрадиционных взглядов в небесной механике. Также, я подозреваю, не многие физики или специалисты по небесной механике свободно владеют такими языками или знакомы с такими текстами.

Лично я считаю, что, каким бы нетрадиционным ни был процесс обоснования или какими бы неприемлемыми ни были заключения, это не повод подавлять новые идеи – тем более в научном сообществе. Так что я был очень рад, что Ассоциация содействия развитию науки провела обсуждение «Столкновения миров», в котором принимал участие и Великовский.

Заранее читая критическую литературу, я с удивлением обнаружил, как ее мало и как редко в ней рассматриваются главные пункты работы Великовского. На самом деле, похоже, ни критики, ни сторонники Великовского не читали ее внимательно, и я даже, кажется, нашел несколько случаев, когда сам Великовский не читал Великовского внимательно. Возможно, публикация симпозиума ассоциации (Goldsmith, 1977), а также данная глава, основные выводы которой были представлены на симпозиуме, помогут прояснить эти вопросы.

В этой главе я сделал все возможное, чтобы критически проанализировать работу «Столкновение миров», чтобы подойти к проблеме и с точки зрения Великовского, и с моей, то есть все время помнить о древних сочинениях, на которых основываются его аргументы, но в то же время противостоять его выводам, используя факты и логику, которыми я располагаю.

Основной тезис Великовского заключается в том, что главные события в истории и Земли, и других планет в Солнечной системе объясняются катастрофизмом [55] Катастрофизм – антиэволюционное учение, утверждающее, что вся история Земли состоит из длительных эпох относительного покоя, прерываемых катастрофическими событиями планетарного масштаба (катаклизмами). – Прим. ред. , а не униформизмом. Эти причудливые слова используются геологами, чтобы подытожить главный спор, который они вели в период зарождения их науки и который, видимо, разрешился между 1785 и 1830 гг. исследованиями Джеймса Хаттона и Чарльза Лайеля в пользу униформистов. И названия, и теории этих двух течений напоминают знакомых предшественников в сфере теологии. Униформисты утверждают, что рельеф Земли образовался под воздействием процессов, которые мы можем наблюдать и сегодня при условии, что они происходят в течение чрезвычайно длительного времени. Катастрофисты утверждают, что достаточно небольшого количества катастрофических событий, занимающих гораздо меньше времени. Катастрофизм поддерживали в основном те геологи, которые признавали буквальную интерпретацию Ветхого Завета и в особенности повествование о Ное и потопе. Ясно, что бесполезно оспаривать точку зрения катастрофистов, утверждая, что мы никогда не видели таких катастроф в течение нашей жизни. Эта гипотеза подразумевает только редкие события. Но, если мы способны показать, что процессы, которые мы все можем наблюдать сегодня, происходят достаточное длительное время, чтобы сформировать рельеф или явление, о котором идет речь, тогда по крайней мере нет необходимости в теории катастроф. Очевидно, что и униформистские, и катастрофические процессы могли происходить – и почти определенно происходили – в истории нашей планеты.