Элизабет Лофтус - Миф об утраченных воспоминаниях [Как вспомнить то, чего не было] [litres]

Шониг вернулся к человеку, сидящему на груди Чеда. Следователь напомнил Чеду, что у него было что-то во рту.

– И это не тряпка, – подсказал он.

– Верно.

– Это не что-то твердое, как кусок дерева.

– Верно.

– Что это?

Чед засмеялся:

– Вы только что заставили меня подумать… черт побери!

– Что это?

– Я не знаю, не знаю.

– Что это было, по-твоему, ну давай же.

– Хорошо, я подумал, что это мог быть пенис. Я… возможно.

– Хорошо, не смущайся, – утешил его Шониг. – Это мог быть пенис. Тогда что с тобой случилось? Отпусти это. Все хорошо.

– Я не знаю, что со мной происходит, – жалостливо произнес Чед.

Несколько минут спустя следователь Шониг отчитал Чеда за то, что тот продолжал путать реальность со снами.

– Они реальны. Ты знаешь это. Сегодня ты уже много раз сказал нам: ты знаешь, что это не сны. Итак, прекрати пытаться вытеснить это, как сон.

– Да, но мне тяжело, – слабо возразил Чед. – Двадцать лет я вытеснял это, как сон, а теперь за один день должен принять как реальность. Тут и не знаешь, что считать правдой.

– Но не забывай, у тебя было время об этом подумать в последние две недели…

– Нет, ну… Я не знал, что стал жертвой, пока в последний раз не поговорил с вами.

– И что я говорю тебе, Чед, у тебя теперь было время подумать, и я верю, что часть твоего мозга все еще пытается…

– Вытеснить это, верно, верно. – К этому моменту Чед знал все о теории вытесненных воспоминаний.

– Вытеснить это, потому что ты не хочешь верить, что это действительно произошло, – продолжил Шониг.

– Верно.

– Было бы здорово, если бы ты сказал, что это было на самом деле, что это был не сон, – сказал Питерсон.

– Вот поэтому я хочу увидеть лица, чтобы я мог обвинить кого-то, – согласился Чед. – Чтобы я мог сказать: они сделали это со мной. Я видел лица, я помню, кто они. И дальше отталкиваться от этого. Мне нужно лицо.

Диктофон был выключен, и в это самое время Чед нашел свое воспоминание. Когда диктофон снова включили, Чед вспомнил, что на нем сидел мужчина; ногами он придавил руки Чеда, чтобы тот не мог пошевелиться. Он был одет в джинсы и фланелевую рубашку, а его пенис был у Чеда во рту.

Его сон стал реальностью; ведьма из безликой женщины превратилась в хорошего друга отца и приятеля по покеру Джима Рэйби.

– Насколько ты уверен, что это Джим Рэйби? – спросил Шониг.

– Ой, восемьдесят процентов. Семьдесят процентов. Нет…

– Какая часть тебя чувствует, что это не Джим Рэйби?

– Ну, такое чувство, что это был сон.

– Мы исключили, что это был сон, так?

– Хорошо, хорошо, но все равно есть сомнения… э-э… я не знаю. Это просто не… Я не знаю.

Под конец семичасового допроса Чед пожаловался на головную боль.

– Это воспоминания возвращаются, – убедил его Питерсон.

На следующий день во время напряженного допроса Чед сообщил, что к нему вернулось очередное воспоминание. В этот раз он вспомнил, что, когда ему было десять или одиннадцать, в подвале его дома с ним занимался анальным сексом еще один друг отца и его приятель по покеру – Рэй Риш.

Шестнадцатого декабря, спустя чуть меньше трех недель после того, как Инграма арестовали и посадили в тюрьму округа Терстон, его жена Сэнди поехала в церковь «Живая вода», чтобы поговорить со священником. Отец Брейтан объяснил Сэнди, точно так же, как объяснял ее мужу в тюремной камере, что она на восемьдесят процентов состоит из зла и на двадцать – из добра. Ее добрая часть контролирует осознанные воспоминания, а злая – бессознательную часть ее разума. По мнению Брейтана, Сэнди либо знала о тех жестокостях, что творились в ее собственном доме, но предпочитала оставаться в стороне, либо добровольно принимала в них участие. Если она не покается, наставлял ее священник, ее, скорее всего, посадят в тюрьму. Сэнди Инграм в ярости отвергла предложение Брейтана признаться. «Возможно, с кем-то это и работает, но не со мной», – сказала она, явно имея в виду своего мужа. После этого разговора Сэнди поехала домой, собрала самые необходимые вещи, села в машину со своим младшим сыном Марком и провела следующие пять часов за рулем, пробираясь сквозь буран на другой конец штата. На следующий день, обращаясь к Всевышнему с мольбой о помощи, она написала в своем дневнике: «Господи, мне страшно… Куда делись мои дети, мои драгоценные малыши, которых я так люблю…»

Через три дня Сэнди Инграм вернулась в Олимпию и сразу же отправилась к священнику, который попытался успокоить ее, напомнив, что она все же на двадцать процентов состоит из добра. Он развил предложенное им ранее объяснение: ее злая часть пыталась скрыть прошлое и вытеснить воспоминания о нем, в то время как ее добрая часть храбро сражалась, пытаясь вытащить правду на свет Божий. Брейтан рассказал ей о новых, еще более шокирующих воспоминаниях ее мужа. В них фигурировал сатанизм, проведение ритуалов на заднем дворе, кровавые клятвы, а также верховные жрецы и жрицы. В одном из этих воспоминаний, которые визуализировал Пол, его жена занималась сексом с Рэем Ришем. Сэнди заплакала.

Вскоре после этого у Сэнди, вдохновленной увещеваниями отца Брейтана о том, что ее «добрая» часть отчаянно старается все вспомнить, восстановились воспоминания о том, как Джим Рэйби связал ее на полу в ее же гостиной. Затем случилось нечто вроде странного, лишенного всякой логики скачка – такие характерны для снов, – и она вспомнила, как оказалась в кладовке вместе с мужем, который бил ее деревянным бруском, пока Риш и Рэйби над ней смеялись. Когда Пол наконец-то позволил ей выйти из кладовки, Риш и Рэйби прижали ее к полу и заставили ее заниматься с ними анальным сексом.

На следующий день после Рождества Сэнди написала мужу письмо, в котором рассказала о своих страхах и отчаянных попытках вспомнить ужасные события, которые, по-видимому, происходили в их доме. Она уже восстановила некоторые воспоминания с помощью священника, но Полу пожаловалась, что ей до сих пор не удается ничего вспомнить и она напугана, поскольку не знает правды. «Я ничего не могу вспомнить, – писала она, – но с Божьей помощью я сумею это сделать».

Затем она, внезапно оставив тему запертых отделов памяти, переключилась на обычные воспоминания о далеких днях, когда дети были маленькими, а жизнь казалась счастливой и многообещающей. Сэнди спрашивала Пола, помнит ли он детей в этом возрасте. Они были такими хорошими и умными, вспоминала она, такими красивыми и крохотными. Когда они плакали, она старалась их успокоить, но, как только Пол возвращался домой и брал их на руки, рыдания прекращались – помнит ли он это? Помнит ли он те времена, когда они познакомились, и какой она была застенчивой? Помнит ли он, как они ездили в автокинотеатр («Совсем не ради фильма», – лукаво добавила она)?