Элизабет Лофтус - Миф об утраченных воспоминаниях [Как вспомнить то, чего не было] [litres]

Внезапно и совершенно спонтанно Офше принял решение провести практический эксперимент, чтобы проверить свои догадки.

– Я разговаривал с одним из ваших сыновей и с одной из ваших дочерей, – сказал он Инграму, – и они рассказали мне кое-что. О том случае, когда вы заставили их заниматься сексом друг с другом, пока вы наблюдали. Вы это помните?

Казалось, Инграм в замешательстве. Он сказал Офше, что ничего не помнит об этом конкретном случае.

Офше заверил его, что это действительно произошло. Оба его ребенка все ясно помнили. Несколько минут Инграм молчал, обхватив голову руками. Он спросил: где это случилось? И получил ответ: в доме, где сейчас жила его семья.

– Попробуйте представить себе эту сцену, попробуйте увидеть, как это происходит, – предложил Офше, намеренно используя те же слова и фразы, которые употреблял Инграм, описывая процесс реконструкции воспоминаний.

Инграм закрыл глаза. Подумав пару мгновений, он сказал, что в его голове начинают «всплывать» какие-то образы и что он буквально «видит» себя участником той сцены, которую вкратце описал ему Офше.

Офше был поражен тем, что Инграм использовал исключительно настоящее время. Он словно проживал это «воспоминание» при помощи того, что Герберт Шпигель назвал «телескопическим восприятием времени», наблюдающимся у людей с синдромом личности пятого типа. Когда такого человека просят вернуться в прошлое, в какой-то более ранний момент его жизни, он, как правило, говорит о том, что видит, в настоящем времени. К примеру, вместо того чтобы сказать «Я стоял на углу улицы, когда вдруг услышал сирену», человек с синдромом личности пятого типа скажет «Я стою на углу улицы и слышу сирену». Субъективные переживания человека, который представляет себя непосредственной частью разворачивающейся перед ним сцены, усиливают эмоциональную актуальность и правдоподобность воспоминания.

На этом этапе Офше решил на время остановиться. Не было никаких сомнений, что Инграм крайне подвержен внушению, и Офше не хотел как-либо повлиять на его реакции. Он попросил Инграма вернуться в камеру и попытаться вспомнить дополнительные детали, «помолившись» об этом.

На следующий день Инграм сказал Офше, что ярко помнит, что произошло между его дочерью и старшим сыном, которых он идентифицировал как Эрику и Пола Росса. Прежде чем выслушать более детальное описание воспоминаний Инграма, Офше попросил его еще раз вернуться в камеру и подготовить письменное заявление. В это время Офше побеседовал с Эрикой. «Ваш отец когда-нибудь заставлял вас и одного из ваших братьев заниматься сексом, пока сам он наблюдал?» – спросил Офше. Эрика заверила его, что ничего подобного никогда не случалось.

Через несколько часов Пол Инграм протянул Офше напечатанное на трех страницах признание, дополненное диалогами. Читая этот документ, Офше в очередной раз поразился, что Инграм везде использовал настоящее время. «Похоже на киносценарий, – подумал он, – есть даже описание декораций».

В спальне Эрики. Постели на двухъярусной кровати подготовлены ко сну. Общая комната Эрики и Джули. Я велю Полу-младшему и Эрике идти наверх… Велю им раздеться. Эрика говорит: «Но, папа…» А я отвечаю: «Просто раздевайся и не спорь». Они слышат мой тон, то, как я это говорю, и решают не возражать и раздеваются. Скорее всего, я загораживаю дверь, чтобы они не могли выйти…

Я велю Эрике встать на колени и ласкать гениталии Пола. Когда у него встает, я велю ей взять его пенис в рот и начать ублажать его орально…

Я велю ей лечь на пол. Поглаживаю ее половые органы, грудь и, возможно, ртом ласкаю ее вагину. Занимаюсь с ней вагинальным сексом. Пол за всем этим наблюдает. Если бы она не достигла оргазма, я стал бы стимулировать ее пальцами, пока этого не произойдет.

Возможно, я сказал детям, что им следует научиться сексуальным актам, научиться правильно заниматься сексом. Важно, чтобы каждый получал от происходящего удовольствие.

Возможно, я занимаюсь анальным сексом с Полом, этого четко не разобрать…

Может быть, Пола и Эрику контролирую не только я. Похоже, они боятся Джима [Рэйби] или кого-то еще. Возможно, кто-то велел мне сделать это с детьми. У меня есть такое чувство.

Пол Инграм написал богатое и изобилующее деталями признание о том, чего никогда не было.

Офше перешел ко второму этапу своего эксперимента. Ему было необходимо определить, насколько испытуемый убежден в истинности своих воспоминаний. Верил ли Инграм на все сто процентов, что визуализированные им картинки были воспоминаниями, а не результатом конфабуляции, галлюцинациями или фрагментами снов, по крайней мере отчасти? Существовала ли вероятность, что он, по какой бы то ни было причине, намеренно подделал эти воспоминания? Сознавал ли он, что его четыре последовательных шага (молитва «о воспоминании», расслабление, очищение разума и визуализация) могли привести к диссоциации и погружению в транс? Ну и наконец, приходила ли ему в голову мысль, что наводящие вопросы следователей и их комментарии, возможно, влияли на образы, мелькающие в его сознании, или даже порождали их?

За этим последовал напряженный разговор, в ходе которого Офше рассказал Инграму, что всю эту сцену он выдумал. Офше обвинил Инграма во лжи и сообщил ему, что теперь у него есть возможность сказать правду и расставить все точки над i.

Инграм вел себя взволнованно и эмоционально. Описанные им образы были реальны, настаивал он, столь же реальны, как и все остальные воспоминания. Он говорил правду – такую, какой он ее помнил, и он не добавлял никаких ложных деталей намеренно или осознанно. Никто на него не влиял, он не терял контроля над своим сознанием и не пытался помочь сотрудникам управления или защитить своих дочерей, признаваясь в том, чего никогда не было. Инграм настаивал, что его воспоминания достоверны и что отраженная в них сцена произошла именно так, как он описывал.

Когда Ричард Офше вернулся в Калифорнию, его снова начало преследовать выражение «охота на ведьм». Триста лет тому назад в Сейлеме, штат Массачусетс, а также в XVI и XVII веках в Европе психически здоровые, рациональные люди убедили себя, что ведьмы творят вокруг них свою черную магию и якшаются с дьяволом. Теперь, на закате ХХ века, психически здоровые, рациональные люди паниковали из-за слухов, будто в их ряды проникли последователи культа убийц-сатанистов, которые приносили в жертву сотни эмбрионов и новорожденных младенцев, заставляли девушек заниматься сексом с животными и программировали разум добропорядочных прихожан, чтобы стереть любые воспоминания о содеянных ими грехах.

Сатана, хитрый, находчивый враг, угрожавший моральным устоям целого общества, жил и здравствовал в Олимпии. Миф о происках злых сил оказался настолько убедительным, что люди потеряли голову и начали нести полную чушь. Слухи и страхи часто оказываются лишь тонкой завесой, за которой скрываются предрассудки. Сатанисты, ведьмы, цыгане, евреи, гомосексуалисты, коммунисты – в сущности, не имело значения, кем именно был «демон», при условии, что он олицетворял собой зло в самых гротескных и ужасающих формах. Любые предрассудки начинаются с закрепления стереотипов и последующего проецирования страха перед происками дьявола на индивида, не подчиняющуюся общим нормам группу, воображаемое существо, политическую партию или целую расу.