Элизабет Лофтус - Миф об утраченных воспоминаниях [Как вспомнить то, чего не было] [litres]

Обеспокоенный непредсказуемыми перепадами настроения девушки и все более серьезными приступами депрессии, психотерапевт Линн направил ее к врачу, который прописал ей антидепрессанты и снотворное. Лекарства, казалось, помогали, но лишь во время сеансов терапии, рядом со своим психотерапевтом и другими членами группы она чувствовала себя человеком, лишь во время сеансов она ощущала, что ее понимают и ценят. Казалось, психотерапевт точно знает, что происходит в ее голове. Он был таким уверенным и сдержанным, когда убеждал членов группы, что они раскроют тайну своего прошлого и что, когда это произойдет, все их проблемы решатся сами собой. «Вместе мы доберемся до правды, – твердил он, – и эта правда вас освободит».

К поискам правды участницы подошли со всей серьезностью. Восемь женщин садились в тесный круг и рассказывали свои истории, а психотерапевт словами подбадривал их, чтобы они вспоминали как можно больше деталей. Однажды на групповом сеансе Линн говорила в течение полутора часов, делясь подробностями того, как дядя ее насиловал. После одна из женщин разрыдалась. «Я понимаю, почему Линн так трудно, – всхлипывала она. – Для ее проблем есть достойная причина. А вот со мной что не так? Почему я так несчастна?»

Психотерапевт ее утешил: «Продолжай искать утерянные воспоминания. Что-то в твоем прошлом хочет заявить о себе. Продолжай прислушиваться, жди, наблюдай, фантазируй. Воспоминания придут».

Первое воспоминание вспыхнуло в сознании Линн, когда она ехала на машине в магазин. Она терпеливо ждала зеленого сигнала светофора, когда ее сознание внезапно заполнил образ мужчины, стоящего в углу темной комнаты. Это все, что она увидела. Будто кто-то взял выцветшую черно-белую фотографию, оторвал уголок и засунул ей в голову. Дрожа, она поехала обратно домой и позвонила психотерапевту.

– Ты узнаешь человека из воспоминания? – спросил тот.

– Я думаю, это мой отец, – ответила девушка. Пока они разговаривали, образ в ее сознании становился все более четким, более сфокусированным. – Да, да, я уверена: это мой отец.

– Что он делает?

– Он стоит в углу. Я вижу только его голову.

– А его туловище?

– Нет, только его голову в углу.

– Он двигается или как-нибудь жестикулирует?

– Нет, просто стоит там.

– Где ты? Сколько тебе лет? – в голосе ее психотерапевта слышалось волнение.

– Мне, наверное, где-то шесть или семь, – ответила Линн. – Похоже, я лежу на кровати или чем-то вроде того и наблюдаю за ним.

– Представь, что отец подходит к тебе, – предложил психотерапевт. – Вообрази, как он приближается к кровати. Можешь сказать мне, что происходит дальше?

Линн заплакала, когда оторванный уголок фотографии внезапно совпал с другим кусочком.

– Он прямо надо мной, – прошептала она. – Я чувствую, как он ко мне прикасается. Он трогает меня. Трогает мои ноги.

Еще один обрывок воспоминания встал на свое место, а к нему присоединился другой, потом еще один. Теперь она помнила все.

– Он раздвигает мне ноги. Стоит надо мной. Он лежит на мне. – Девушка бесконтрольно рыдала, а ее голос хрипел, когда она пыталась говорить сквозь слезы: – О боже, о боже, папа, нет, папочка, нет!

Несколько недель спустя появилось еще одно воспоминание. Линн разговаривала с группой о том, как в четвертом классе мама купала ее и накрутила ей волосы на твердые розовые бигуди.

– Она дергала мне волосы на шее, – вспоминала Линн. – Мне это жутко не нравилось. Больно было.

Ее психотерапевт хотел поговорить о купании.

– Случилось ли в ванной что-нибудь, что кажется тебе важным?

Линн ответила, что ничего не случилось, она помнила только бигуди и неприятное ощущение, когда ее дергали за волосы. Психотерапевт предположил, что она, возможно, подсознательно блокировала травматичное воспоминание.

– Подумай о том, что случилось в ванной, – сказал он. – Иди домой и подумай, попиши, пофантазируй, покопайся в своей душе.

Через три дня в сознании Линн вспыхнуло еще одно воспоминание. Она сидела в ванне. Мама мыла ей голову, а потом ее рука вдруг начала медленно и настойчиво двигаться вниз по груди Линн. Она начала массировать грудь Линн, а потом ее рука поползла вниз, трогая и ощупывая места, которые трогать нельзя.

Рассказывая об этом другим членам группы, Линн краснела от смущения и стыда.

– Твое тело вспоминает стыд, который ты испытала двадцать пять лет назад, – объяснил психотерапевт. – Телесная память – это явный признак того, что твое тело сохранило воспоминание в виде своеобразной физической энергии. Теперь, когда ты готова лицом к лицу столкнуться с прошлым, это забытое воспоминание спонтанно всплывает в твоей памяти, провоцируя сильную физиологическую реакцию. Ты чувствуешь то, что должно быть заново прочувствовано, как физически, так и эмоционально.

Не прошло и двух месяцев с того момента, когда Линн начала посещать сеансы, как психотерапевт предложил ей открыто поговорить с родителями о том, что на самом деле случилось в ее прошлом. Он обнадежил ее: лишь встретившись с ними лицом к лицу и открыто обсудив насилие, которому они ее подвергли, она сможет освободиться от гнета прошлого. Эта идея ужаснула Линн, но ее психотерапевт напомнил ей, что он будет рядом, в любой момент готовый помочь. Он настаивал на том, что очная ставка – единственный способ пройти через боль и избавиться от нее.

Линн позвонила родителям и сказала им, что проходит курс психотерапии для борьбы с расстройством пищевого поведения. Она объяснила им, что принимает по назначению врача три препарата от депрессии, тревоги и бессонницы и что чувствует склонность к суициду. Ее психотерапевт волнуется о ней и думает, что встреча с родителями может помочь. Согласны ли они приехать и встретиться с ней? Да, разумеется, ответили они, просто скажи когда, и мы приедем.

За неделю до «совместного сеанса» Линн попробовала отрепетировать встречу с родителями. «Ты слишком добра, – сказали ей другие участницы группы. – Тебе следует более напористо говорить о своих чувствах».

– Ты отрицаешь случившееся, – сказал ее психотерапевт, – потому что твой внутренний ребенок все еще предан родителям. Помни, они, несомненно, знали, что тебя насилуют, а если знали, значит, были соучастниками. Будь сильной и не отступай.

Линн пришла на сеанс со списком травм и проявлений насилия, которым ее подвергли родители. Для начала психотерапевт объяснил, что Линн была серьезно больна, что она уже многие годы страдала от расстройства пищевого поведения, а недавно у нее проявились симптомы большого депрессивного расстройства.

– Жизнь вашей дочери зависит от вас, – заключил он. – Пожалуйста, выслушайте внимательно и не перебивая все то, что она хочет вам сказать.