Дэниел Франклин - Мегатех. Технологии и общество 2050 года в прогнозах ученых и писателей

— Есть проблемы? — спросила Кэсси.

— Не совсем. Я бы сказал, возможность.

Доктор Эббейт поманил ее, предложив наклониться к неподвижному телу, прикованному к постели.

— За десять лет моторное нейропротезирование значительно продвинулось вперед. Когда мы вставляли субкраниальный массив, это потребовало сложной инвазивной микрохирургии. Но риск был оправдан, и мы открыли доступ в ваш мозг. Мы смогли задать вам вопросы, установить степень вашего сознания, вспомнить о прошлых событиях, понять, чувствуете вы боль или нет. Для ваших близких было большим утешением узнать, что вы не страдали.

Она вспомнила серую ткань этого пробуждения. Это был возврат к детскому ощущению времени: минуты и часы казались бесконечными, а дни и недели будто не существовали. Постепенно ей стало казаться, что она всплывает из глубины на поверхность, и к ней возвращается нечто вроде нормальной готовности к действию. Даже сейчас она не вспоминала ни о самой катастрофе, ни о днях, ей предшествовавших.

Она не страдала, нет. По крайней мере не от физической боли. Но она постепенно осознавала ситуацию, и это было не менее травматично, чем любой дискомфорт. Она полностью парализована, абсолютно зависит от машин и круглосуточного медицинского обслуживания. У нее сломан позвоночник, и нервная система не работает.

Это невозможное существование — особенно для тех, кто жил на краю пропасти.

— Вы были в отчаянии, — продолжил доктор Эббейт. — Но постепенно поняли, что надежда еще есть. Ваша система настраивала сама себя, изучая секретный язык мозга. Двустороннее общение стало первым шагом. Затем движение. Не вашего собственного тела, а удаленных устройств. Поначалу это была рука робота. Вы начали самостоятельно есть. Затем произошло полное подключение внешнего тела. То, что было бы непомерно дорого десятилетием или двумя ранее, сегодня стало доступным. Это хорошо для компаний, занимающихся телеуправлением, но несколько хуже для авиастроителей. Я до сих пор отлично помню день, когда вы смогли выйти из этой комнаты.

Его улыбка угасла.

— Но это сделали не вы, не совсем так. Вы управляли говорящим роботом, но ваш разум все еще находился в неподвижном теле, лежавшем на кровати.

— Есть ли в этом смысл, Мартин?

Он подошел к постели и взял табличку. Кэсси наблюдала, как его пальцы постучали по светящимся элементам управления.

— Я сказал: то, что раньше было сложным, сейчас рутинно. Новые системы не требуют каких-либо операций. Они вырастают прямо на месте из микроскопического подкожного семечка, запрограммированного на встраивание и установку необходимых нейронных соединений. Самообучение, самоорганизация. Как еще десятки миллионов людей могли бы перепрыгивать из одного тела в другое, будто это самое обычное дело?

— И?

— Поднимите правую руку, пожалуйста.

Она хотела спросить, зачем это нужно, но у него был настолько командный тон, что она сделала это без вопросов и поднимала руку до тех пор, пока кисть не оказалась на одной высоте с локтем. Молча, словно синхронизируя движения, фигура на кровати подняла свою правую руку. Та двигалась медленно и с трудом, и жест казался странным эхом движения Кэсси.

— Устройство обнаруживает активность в правой процедурной извилине головного мозга, — сказал доктор Эббейт. — Несколько недель назад мы имплантировали в руку самовоспроизводящуюся электромиографическую сеть в обход поврежденной нервной системы. Она выросла и адаптировалась. И стала очень отзывчивой, верно?

Кэсси опустила руку и заметила, что фигура на кровати в точности повторила ее движение. Казалось, они движутся одновременно — и неважно, что одна была хозяином, а другая марионеткой.

— Почему ты показываешь мне это?

— Потому что рука — это только начало. Электромиографическая сеть может восстановить движение всего тела. Ты смогла бы встать с постели и уйти отсюда, и чувствовала бы себя, будто полностью присутствуешь в своем реальном теле.

Кэсси вспыхнула под пристальным взглядом доктора Эббейта и под массой его ожиданий. Она знала, что уже была в том теле, что за 10 лет ни одна из настоящих частей ее тела никогда не покидала этой комнаты. Она была парализованной женщиной, ограниченной одной палатой в частной медицинской клинике, предлагающей лучший уход, который только можно купить за деньги.

— Десять лет назад… — заговорила она.

— Да?

— Если бы вы предложили мне это — шанс снова ходить, быть собой, полностью вернуться в мое собственное тело… Я бы заплакала от радости.

Намек на беспокойство отразился на его лице.

— А теперь?

— Она — не я. Я в другом месте. Мне невыносима мысль о возвращении в нее.

— Вы бы подстроились со временем.

Ее тон был намеренно холодным.

— Уверена, что да. Но я не хочу.

Она специально говорила так жестко с ним, с этим добрым, столь самоотверженно работавшим человеком, который хотел для нее лишь лучшего. По ее спине потекла струйка холодного пота. Конечно, это был не настоящий пот. Ее экзо-тело было дорогим, сделанным на заказ нейропротезным роботом, изготовленным из пластика, сплавов и теплых, пружинящих композитов. Некоторые части были больше похожи на плоть, чем сама плоть. У нее были волосы и поры. Но это не был пот. Ее мозг поверил, что так должно быть, и это создало соответствующую иллюзию.

— Вчера я умерла, — продолжала Кэсси. — Когда вы позвонили, как раз произошел несчастный случай. Трос лопнул, и фюзеляж самолета раздавил меня. Он разрушил мое экзо-тело, которое теперь не подлежит ремонту. Несколько минут у меня не было тела, в которое я могла бы вернуться. Знаете, вам не всегда могут быстро предоставить новое тело — независимо от того, насколько хорошо вы все планируете. Обычно мы не замечаем этого, поскольку переход в новое тело происходит точно по расписанию. Но этот случай не был запланирован, и я вспомнила, каково это — быть в ней, в этом теле.

На щеках доктора Эббейта выступили желваки.

— Но сейчас же было не так, как тогда, теперь вы можете двигаться, ходить… Вы снова будете свободны. Свободно жить и дышать, чувствовать солнце на коже…

— Свободным быть больно, — ответила она все с тем же холодным безразличием к его чувствам. — Это свобода быть раненым, свобода быть убитым.

— Вы же ничего не потеряете, — продолжал он, бросив на нее умоляющий взгляд, будто она пыталась избежать нежелательного подарка. — Вы все равно сможете использовать экзо-скелет — как и сейчас.

— Но я буду знать. За десять лет я забыла, что со мной произошло на самом деле, как легко я могу быть повреждена. И я не хочу вспоминать об этом.

Она улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость своих слов, чтобы он понял: она оценила все, что он сделал, все, что он хотел сделать, но он неправ.