Дэниел Франклин - Мегатех. Технологии и общество 2050 года в прогнозах ученых и писателей

— GEP строит прямую и огражденную дорожку к вершине холма, — сказала она. — Кстати, меня зовут Саанви Парт, я из Университета Дели. Думаю, вы меня не помните.

— Простите, я…

Она озорно улыбнулась.

— Все в порядке, доктор Сандерс. Вас познакомили сразу со многими людьми.

— Да.

— И вам это не нравится. Но теперь мы будем постоянно работать вместе. Знаете, я ваш партнер по лаборатории. Старший генетик. Вы нормально переносите жару?

— Да. Нет. Если мы остановимся на минутку…

— Конечно. — Она вручила ему бутылку с водой. — Сядьте у той стены, в тени. Раньше никогда не было настолько тяжело, но вы знаете — все это последствия глобального потепления.

Нет, эти цифры не меняли его жизнь. До Индонезии он жил в лабораториях с кондиционером. Он почувствовал себя слабаком. Но ее улыбка была достаточно снисходительной.

— Ваш английский очень хорош, — сказал он, надеясь, что не сказал ничего предосудительного.

— Я училась в аспирантуре и защищалась в Оксфорде.

Они остановились на небольшой площади около домов и лавок. Сет пытался разобраться в этом вихре цвета, звука и запаха. Храмы, обезьяны, женщины в сари, мужчины в дхоти, мотоциклы, собаки, полицейские камеры, нищие, поющая группа мужчин, несущих труп в сторону реки, фрукты и очаги для жарения пищи и — да — свободно бредущая корова…

Все это увлекательно. Все это не замечало его, жило само по себе, позволяя ему быть лишь наблюдателем.

В тот момент, когда он стоял с бутылкой теплой воды в руке, его сердце дрогнуло. Ребенок, выросший в холодных зимах Миннесоты у молчаливых и жестких родителей, Сет влюбился в Индию.

Он познакомился с Дией на вечеринке, где были все сотрудники. Сет стоял в углу с бокалом красного вина. Он не собирался пить, а хотел только вернуться в свою лабораторию и поглядывал на часы. Через полчаса — хватит уже! — он двинулся к двери, врезался в женщину и пролил вино на ее платье.

Два стоявших рядом человека ахнули.

— Мне жаль… Я не хотел… Я… Позвольте мне заплатить за химчистку!

Еще большее удивление — почему? Потом он обратил внимание на платье: оно было сделано из листьев. Реальные, настоящие листья, но с ними что-то сделали: они тихо шуршали чуть выше порогового уровня слуха; они излучали аромат сосновых игл; их цвет тонко менялся от золотого до оранжевого и розового — за исключением того места, где его вино вдруг заставило их поникнуть и стать коричневыми.

Хозяйка гневно повернулась к нему, и Сет чуть не задохнулся. Как кто-то может быть таким красивым? Миниатюрная, с гривой темных волос, зелеными глазами и безупречной кожей цвета полированного дуба. Она сказала: "Химчистка?"

— Или… что угодно… Я не знаю…

— Понятно, — ее гнев сменился весельем. — Вы Сет Сандерс. Новый мальчик-гений из GEP. Я слышала о вас много хорошего.

— Я… — Он что? Он был идиотом, он должен был оставаться в своей лаборатории, он не вписывался в компанию, особенно такую.

Кто-то пришел ему на помощь.

— Это Дия, доктор Сандерс, — сказал этот кто-то. — Дия Содхи. Знаменитый дизайнер технофестивалей, знаете ли.

Он не знал этого. Она протянула ему руку. Когда в состоянии прострации и смущения он промахнулся, она подняла его безвольно повисшую кисть.

— Здравствуйте, Сет, — сказала она. — Я рада познакомиться с вами.

Кожевенные заводы Канпура в основном принадлежали мусульманам и располагались в мусульманском районе Джаджмау. "Бывали угрозы, — сказала Саанви. — И даже больше, чем угрозы — насилие. В трудные времена люди ищут козлов отпущения".

Изучая Ганг, Сет почти не слушал ее. По открытым каналам отходы кожевенного производства стекали прямо в Ганг. Вода была синяя от хроматов. Через открытые ворота он увидел двор с растянутыми шкурами быков, сушащимися на солнце. Раздетый до пояса мальчик топтал другие шкуры в чане с синей жидкостью. Он видел гусей, коз и облака мух. В воздухе реял запах гниющих туш, смешанный с кислотной аккумуляторной вонью.

— За тридцать лет здесь ничего не изменилось, — сказала Саанви. — Обработка шкур солями трехвалентного хрома делает их более эластичными. Они окисляются и превращаются в соли шестивалентного хрома. Здесь предполагалось построить очистную станцию. Но коррупция в штате Уттар-Прадеш еще хуже, чем в целом в Индии, так что все провалилось — национальные программы очистки, судебные иски, PR-программы, штрафы, сенсоры для выявления нарушений. В Канпуре зарегистрированы 406 кожевенных заводов, и еще больше подпольных, стандарты не соблюдаются нигде. Загрязнение хромом здесь в восемьдесят раз превышает установленные законом предельные значения.

— Восемьдесят?

— Да. Ма Ганга плачет.

Сет внимательно посмотрел на нее.

— Для вас это действительно очень важно.

Долгое время она не отвечала, и он думал, что он снова сказал что-то не то. Наконец она ответила.

— Да, очень. Я ничего не могу поделать с самыми серьезными вещами, уничтожающими Индию — с наводнениями в прибрежных районах, неурожаем, смертями от жары. Но, возможно, мы вместе с вами сможем что-то поделать с загрязнением. А другие — с глобальным потеплением.

Сет нахмурился.

— Кто? Что? Усилия всех правительств по отдельности ни к чему не привели.

Они не смогли справиться с коррупцией, с последствиями сжигания ископаемого топлива, с малодушием в отношении геоинженерии, с инерцией.

Саанви не ответила.

— Давайте вернемся в лабораторию и приступим к работе.

Дия, привыкшая к славе, подсказала ему, как ее избежать: ускользнуть на час, день или даже неделю от следящих беспилотников, репортеров и психов, посылающих ему письма с угрозами или заметки о "тайных научных открытиях". Она возила его в прекрасные места, где никто не интересовался микробиологией или модой: в хижину в Альпах, на ранчо в Вайоминге, в горы в Непале. Начиная с середины XXI века Дия рассматривала эти временные исчезновения как шалость, Сет — как глоток кислорода.

— Ты привыкнешь к этому, — сказала Дия.

Но он не мог. Между поездками он бежал в лабораторию и спал на раскладушке в своем кабинете.

— Я так горжусь твоей работой, — сказала Дия.

А позже добавила:

— Ты слишком много работаешь, Сет.

А еще позже:

— Ты используешь свою работу, чтобы убежать от реальной жизни? Включая меня.

— Моя работа — это моя настоящая жизнь, — запротестовал он и в тот же самый момент понял, что ошибается, только не знал почему.

Ее красивое лицо замерло, превратившись в маску; ее музыкальный голос стал острым, как алмаз.

— Да, — сказала она. — Для тебя работа — это единственно реальная жизнь. Я всего лишь сон, от которого ты устал.

— Дия… — начал он, но не знал, что сказать дальше. Слова не приходили ему на ум, чувства как будто отмерли. Он мог только смотреть, как она отворачивается. Ее черные волосы взлетают на плечах, а спина затвердевает под напоминающим облако платьем. Это платье создала она сама.